В рабстве у бога
Шрифт:
– Вы имеете в виду Каллиопу?
– спросил капитан.
– Нет, повелитель. Царица фей проходит по другому ведомству, ей не дано решать эти вопросы. С растениями и животными она может поступать как ей заблагорассудится, но человеческие судьбы - это удел царей.
Наступила тишина. Царевич Георгий скинул халат и принял свой обычный вид - златокудрый, чернобородый, он сжимал в руках рукоять двуручного меча. В его крупных, чуть прикрытых веками зрачках стыла небесная синь. Все мы обрели исконный облик - его жена, в венке из полевых цветов, сияющем прозрачном покрывале с волшебной палочкой в правой руке встала возле супруга. Я - мохнатой лобастой головой под потолок, нервно постукивая хвостом, - лег у ног. Тут же поместился
– О Пресвятая Госпоже Богородице (сноска: звательный падеж русского языка, теперь не употребляемый.) выше еси всех ангел, архангел, всех тварей, честнейше помощница еси обидимых; убогих одеяние, больных исцеление, грешных спасение; христиан всех поможение и заступление; спаси Господи и помилуй раба божия Сергия, ризою твоею честной защити. Умоли, госпоже, тебе бессменного, воплотившегося Христа Бога нашего.
О, Всемилостивейшая Госпожа Богородица, воздвигни его из глубины греховные, избави от глада, губительства, от всякого зла, от всех скорбей; от уклада, стали, от силы электрической, луча фотонного, захвата гравитационного. Просвети ему ум, вновь даденный и очи сердечные, еже ко спасению, сподоби его, грешного, царствия Сына твоего, Христа, Бога нашего, яко держава его непоколебима, благословенна и прославлена, со единоначальным его Отцом, со Пресвятым, Благим и Животворящим Его Духом, и ныне, и приисно, и во веки веков.
Аминь!
Он сделал паузу, набрал полную - гигантского объема - грудь воздуха и продолжил уже более высоко, более ясно.
– Именем земли и воды разрешаю вдохнуть в чужака жизнь. Быть ему под опекой сонма. Имя ему даст родная мать. Если примет, быть чужаку родичем всем живущим на Земле, тверди и хляби, обильным дождям и буйным ветрам. Каждой песчинке и капельке, каждой травинке и клеточке. Повелением твоим, Создатель.
Тихонько завыла - совсем по-звериному - притаившаяся в углу Земфира. Потом принялась всхлипывать... Я подошел к ней, погладил лапой по голове.
– Не плачь, девочка. Вот и брат тебе, а может, муж. Наплодите вы деток. Они будут сильные, добрые, разумные, не нам чета...
* * *
Вся подготовительная работа по возвращению Сергея Очагова в человеческое сообщество была возложена на Василь Васильевича как знатока всех бюрократических тонкостей. Ему пришлось потрудиться - подправить сданное в архив дело о пожаре на даче, исправить записи в регистрационных книгах в кое-каких отделениях милиции, основательно поработать с персоналом местной поликлиники в Усть-Нере, где якобы и был обнаружен бомжующий подросток. Он страдал потерей памяти и только в последнее время кое-какие воспоминания стали пробиваться в его сознание. Нам трудно было понять логику, которой руководствовался фламатер, разработавшего этот план. Каким образом, спрашивал я, шестнадцатилетний подросток, обгорев на пожаре, мог оказать за шесть тысяч километров от родного дома в таежном поселке, куда только самолетом можно долететь?
Звездолет второго класса только усмехнулся в ответ.
– В этом все дело, - объяснил он.
– В этой истории обязательно должно быть какое-то темное место. Мало ли кто когда-нибудь заинтересуется биографией этого юнца. Вот пусть он и поломает голову, как тот очутился за тридевять земель. Парень будет отвечать - не помню, и все тут. Он и в самом деле не будет помнить. В этом и будет заключаться загадка, которая полностью прикроет тайну его происхождения. Зато это приключение полностью освободит его от всевозможных государственных секретов, "почтовых ящиков", шарашек и прочих контор. Он потом вас ещё и благодарить будет.
С Очаговыми я встретился на даче, куда с помощью "Быстролетного" были доставлены работы Виктора Александровича. Начальник вооружений уверил меня, что теперь это не больше, чем плоскости, измазанные краской, и с отлетом фламатера станут раритетными свидетельствами необузданности человеческой фантазии. Блажен, кто верит, усмехнулся я. Теперь на родине, в окрестностях Снова, расставив полотна в небольшой комнатушке садового домика, в ночной тьме, задумчиво наблюдал, как прежней сильной жизнью наливаются картины. Наполняются светом и движением. Конечно, подобные превращения были едва заметны и ощущались только посвященными, но я знал и верил, что стоит выставить их, и в толпе всегда найдется зритель, который проникнется их тайным смыслом.
Виктор Александрович и его жена Наташа долго молча рассматривали картины. Разговор не начинали. У меня было очень мало времени - уже через несколько дней я уже должен был находиться на территории Соединенных Штатов, на краю Большого Каньона реки Колорадо.
– По всей вероятности, мы нашли его, - сообщил я родителям.
– Совсем недавно в больницу в поселке Усть-Нера был доставлен паренек, страдающий потерей памяти. В последний месяц воспоминания стали возвращаться к нему. Он называет себя Сергеем, описывает страшный пожар, рассказывает о каком-то неизвестном, проникшем в дом. Тот оказался грабителем... Все это смутно, на грани бреда. Между ними вышла драка. Парень ударил взломщика, затем плеснуло пламенем, спасая картину, он выскочил в сад. Затем полный провал. Мы потратились на проведение генной экспертизы. Анализ подтвердил предварительное заключение, что это ваш сын Сергей Викторович Очагов, однако окончательное решение можете принять только вы сами, вернее Наталья Павловна. Знаете, человек с неуравновешенной психикой... С ним столько хлопот. Кроме того, нет полной уверенности, что в психическом отношении он осознает себя Сережей...
– Я хочу взглянуть на него, - сразу заявила Наталья Павловна.
– Да, конечно, - кивнул я.
– Но как он мог оказаться в каком-то поселке?...
– неуверенно спросил Очагов.
Я развел руками.
Она узнала его сразу. Парнишка сидел в приемном покое, страшно исхудавший, подстриженный под нулевку - сидел и разглядывал навещавших других больных посетителей. Изношенный до последней степени, сизый халат был ему короток, из-под полы торчали высохшие до костей ноги. Обут он был в грубые полуботинки без носков - старушка-сестра побеспокоилась, принесла оставшуюся после умершего мужа обувку.
Некоторое время мы - Очаговы, я, Каллиопа с мужем, Василь Васильевич томились в коридоре. Я прикидывал, как нам поступить, если Наталья Павловна начнет испытывать сомнения, и Очаговы попросят время на размышления. В этом случае как нам сообщили из сонма, им никогда больше не увидеть своего сына. Он немедленно "сбежит" из лечебницы и за его дальнейшую судьбу будут нести ответственность хранители.
Ей хватило нескольких мгновений, что узнать своего ребенка. Никаких сомнений она не испытала. Сразу бросилась к нему, села рядом - нарядная, в светлом брючном костюме, - прижала его голову к своей груди. Так и сидели долго, молча. В приемном покое собрались врачи и сестры. В другом углу стояли Земфира и Джордж с сестрой.
Я все ждал, кто же первым разрыдается.
Оказалось, я... Первым не выдержал, вытер тыльной стороной ладоней глаза и вышел на крыльцо. День был теплый. Снег полосами сползал с ближайших сопок. Небо было ясное и прозрачное на всю глубину - по крайней мере, мне удалось в тот миг через толщу атмосферы увидеть звезды.
Из приемного покоя донеслись громкие голоса. Женщины плакали все поголовно. Сергей на негнущихся ногах, поддерживаемый матерью и Каллиопой, вышел на балкон, глянул вверх. Я освободил ему место - пусть мальчик посмотрит днем на звезды. Уверен, ему была дана такая способность.