В рай без очереди
Шрифт:
– Давай, фиг с ним. Хоть пять жги. Иначе вообще никакого толку не будет. – Я махнул рукой и вытащил из кармашка рюкзака маленький, но достаточно неплохой бинокль – его, к счастью, привезли бандиты вместе с остальными вещами Ботаника.
Первая цель нашлась быстро. На окне заброшенной фабрики валялась пивная бутылка. Расстояние, как я прикинул, было немного больше ста метров. И Ксанка достаточно быстро запеленговала мишень.
– Помню, помню, совсем ровный круг, глаз к прицелу не прислонять, – пробурчала она, начав старательно целиться. – Э, зараза… бутылку вижу хорошо, но картинка трясется, и во все стороны ее мотает. Никак не поймаю…
– Руки крепче держи… успокойся, дыши медленно, когда будешь стрелять, задержи дыхание, поняла? И перекрестие прямо посередине пивчанского… давай.
– Угу…
Ксанка замерла, перестав сопеть. Я снова приложил к глазам бинокль.
Громко, с сочным эхом, хлестнул выстрел. В старом холодильнике, высовывавшемся в окно, на высоте примерно десяти сантиметров над бутылкой обозначилось маленькое круглое отверстие, вокруг него мелкими чешуйками облетела краска.
– Прицел взяла верно, но дернула рукой, когда стреляла. – Я покосился на Ксанку. – На спусковой крючок жми плавно и медленно, а не сразу. Еще раз.
Ветерок целилась долго, полминуты, то задерживая дыхание, то снова начиная посапывать. Спусковой крючок на моих глазах начал плавно выбирать миллиметры. Стукнул второй выстрел. Горлышко бутылки исчезло в стеклянном дымке.
– Попала. Уже лучше. Добей заразу.
Третий выстрел пришелся ниже, в подоконник, но, несмотря на промах, бутылка все-таки разбилась то ли от рикошета, то ли от кирпичных брызг.
– Нормально, Ксанка, нормально. Не снайпер, конечно, но уже кое-что.
Показав, как нужно снаряжать магазин и что такое предохранитель, я попросил Ксанку повторить порядок действий, с чем девушка в принципе справилась.
– В плечо пихается, – поделилась Ветерок, с уважением глядя на СКС. – Немного страшновато стрелять. Странные ощущения…
– Стрелять, дева, по нашей жизни надо уметь, – глубокомысленно изрек Кося. Я не нашел никаких возражений.
К птицефабрике вела достаточно новая, ровная асфальтовая дорога, построенная, видимо, незадолго до эвакуации. Она темной, широкой лентой уходила к виднеющимся в полутора километрах зданиям птицефабрики, похожим на длинные белые сараи высотой с двухэтажный дом. Выглянувшее над самым горизонтом солнце согнало с дороги остатки тумана, хотя над гнилым полем и в глубоких кюветах все еще плавала густая темно-серая мгла.
– Видите, вон, впереди, похоже на пятно, как после дождя? – указал я на более темный и на вид идеально ровный участок дороги, немного похожий на битумную лужу, слегка присыпанную пылью. – И дальше еще два таких же?
– Ну, да.
– Это «мокрое пятно». Классическая московская аномалия, в Городе часто попадается. Советую не подходить и ботинком не пробовать, но посмотрите внимательно, зазубрите даже, как выглядит.
– И че делает? – поинтересовался Кося.
– Обрубок делает, причем поначалу оно даже не больно, – охотно пояснил я. – Туда нога как в колодец проваливается, легко и просто, а обратно вытаскивается ровненько так, хирургически обрезанная культяпка, как раз по той плоскости, что заподлицо с дорожкой. Ну, это если ты ногу выдернул, а не полностью в нее упал. Тогда нет тебя просто, ну, нет, и все. Что-то вроде зыбучего песка, но, конечно, быстрее.
– Она что, глубокая? – тихо спросила Ксанка.
– Неизвестно, понимаешь, науке. Помните сталкера Чивиря? Любопытен был, Зона ему пухом, жалко, грязи наелся. Вырубил в лесочке сухую сосенку, суки обломал, ну, метров десять высоты жердь вышла. Подошел к «пятну» и целиком эту самую жердь в него и утопил без проблем, успел только за вершинку ее поймать. Вытащил обрубочек – так гладко деревяшку срезало, словно заполировало. И неизвестно – то ли жердь там вообще исчезла, то ли упала в какую бездну, а срезает, если обратно тащить, неважно, доска там, рука или, например, рельсина. Поэтому для машин или даже танков местные дороги не годятся. Хотя слышал я историю про двух сталкеров, что по Москве умудрялись и на авто рассекать, и в пятна не вляпываться. Ювелирное вождение.
– Это не те, что какого-то бандита крутого завалили? – Кося внимательно, я бы даже сказал, пристально рассматривал аномалию и кидал в нее камешки, беззвучно проваливающиеся в «пятно». – Как его там… Фишера? Не, блин, во, точно, Скутера. Е-макля. Хоть бы кто-нибудь так же Закоса, суку, грохнул…
– Наслышан. Только, как Ботаник говорил, они не очень-то и сталкеры, а какие-то спецы. Поэтому особо губу не раскатывай, Депутат. Палочка-выручалочка только в сказках бывает. Нам же судьба чаще преподносит цилиндр… совсем другого происхождения.
– Это точно, – вздохнул Кося.
Впереди за «мокрыми пятнами» виднелось другое, грязно-белесоватое, неровное. Подойдя ближе, я различил слой прилипших к асфальту, перемешанных с грязью перьев, птичий черепок и отдельные кости. Еще три бывшие куры. Уже семь… И дальше асфальт сплошь покрыт костно-перьевым слоем, похрустывающим под подошвой ботинка. А из обочин ветерок выдул остатки непрозрачного тумана, и в обеих канавах показалась багровая, густая вода. В воздухе запахло сладковатым, теплым смрадом свежей требухи. Вода была неспокойной. В ней возились, тихо хлюпая слизью, тысячи крошечных тел. Присмотревшись, я с отвращением увидел в воде целые толщи птенцов – голых, покрытых слипшимися, кровавыми перьями, длиннолапых, слепых. Густая жидкость, в которой возилось несметное множество уродливых цыплят, ходила мелкими волнами, закручивалась водоворотами, плескала на берега, покрытые осколками яичной скорлупы. Местами я видел и плавающие на поверхности смрадного болота целые яйца, одно из которых на глазах треснуло, выпустив наружу кривую, многосуставчатую лапку. Один из птенцов выпростал на поверхность голову, раскрыл клюв и запищал. Толща живой воды вздулась пологим холмом, качнулась к берегу, и целые ручьи мутантов, увлекая за собой вязкую жидкость, рванули на дорогу. Злобный многоголосый писк послышался и с другой стороны шоссе, где тоже поднялась пахнущая кровью, густая багровая вода, буквально кишащая тщедушными тельцами. Тысячи лапок заскребли по асфальту, и отдельные кровавые ручьи соединились в широкую мелкую речку, уверенно метнувшуюся к моим ботинкам. Пронзительно взвизгнула Ксанка.
– Тикаем! – рявкнул я, поражаясь скорости ожившего на глазах болота. – Бегом назад!
И мы припустили по своим следам. Сзади, не отставая, с песочным шорохом несся сплошной слой слизи, поскрипывали, царапали асфальт многочисленные коготки, клокочущий писк отдельных мокрых глоток слился в оглушительный птичий гвалт. Волна жидкости, которая, по-видимому, могла двигаться самостоятельно, увлекала за собой отставших птенцов. Первый плевок целой очередью маленьких, размером со сливу, тел пришелся выше головы. Птенцы, растопырив лапы и короткие, снабженные липкими перьями крылышки, попытались зацепиться за одежду, но я резво вильнул в сторону, и тельца на хорошей скорости шмякнулись об асфальт.
– Твою мать! – высоким, заливающимся голосом возопил Депутат, не глядя расстрелявший магазин пистолета без малейшего толка. – Тваю-ууу ма-ааать!
Еще один заряд мелких тварей ощутимо стукнул меня в рюкзак – я услышал поскрипывание ткани под коготками и очень неприятное шипение, поэтому на ходу сбросил лямки.
Волна, уже почти достигшая подошв ботинок, резко остановилась перед первым же «мокрым» пятном, упруго качнувшись по инерции, словно большой пласт вишневого желе с многочисленными «ягодками» внутри. Из слизи высовывались и снова ныряли внутрь десятки тысяч крошечных птичьих головок, в толще жидкости плавно перемещались объекты и покрупнее – время от времени снаружи показывалась костлявая бледная спина, длинное полуголое крыло или слепая башка на тощей суставчатой шее. Твари утробно курлыкали и квохтали, плескаясь в багровой слизи. Затем жидкость, словно по команде, покатилась обратно, не оставляя на асфальте ни единого влажного пятна. Разбившихся «цыплят» подобрали и начали на глазах переваривать отдельные ложноножки огромной птичьей «амебы». Разноголосый писк и карканье стихли. «Доплывя» до своих канав, красная река разделилась надвое и с плеском скатилась по насыпи.