В рай без очереди
Шрифт:
– Будь уверена, Ветерок, примут. Ты, главное, надежно с дрянью завяжи, насовсем.
– Спасибо, сталкер. Спасибо. Уже завязала, точно тебе говорю.
– Иди, Ксанка, отдыхай. Тебе надо сейчас хоть чуть, но поспать, а то мозги набекрень съедут. Переночуем тут, с утра попремся на птицефабрику. Обязательно нужно чего-нибудь найти. По крайней мере на этот раз. А дальше я как-нибудь догадаюсь, как от Пани избавиться. Утро вечера мудренее. Ложись спать.
– Есть, шеф.
Ксанка ушла в каптерку, где смачно похрапывал Кося. Заснул-таки сталкер, я думал, до утра колотить его будет. Психика – штука странная и мне не всегда понятная. Ксанка, судя по звуку, стукнула спящего Депутата, тот закряхтел, но вроде не проснулся. Храп прекратился.
– Ланс… у него это, носки воняют, – пожаловалась Ветерок.
– Хочешь, чтоб я их постирал? – спросил я.
– Да нет. Но б-блин… а, ладно…
Вскоре стала посапывать и Ксанка.
А за грязными и оттого непрозрачными окнами постепенно темнело. И в глубокой, гулкой тишине Зоны постепенно начали всплывать разные звуки, хорошо слышные сквозь витрины и деревянные рамы магазина. Быстрый, щелкающий топот мимо по дороге к мосту – какой-то крошечный бегун стремительно промчался на твердых, как кость, ногах. Мягкий, легкий удар в стекло – хоть и сумерки на улице, но на фоне темно-серого окна появилось и надолго зависло еще более темное пятно высотой с человека, и приложилась к витрине небольшая пятерня. Захрустели шаги по крыше, и кто-то или что-то наверху заунывно, долго затрубило на одной высокой ноте, и в ответ из поселка прилетел громкий, хриплый, вполне человеческий крик, исполненный дикого, беспредельного ужаса, который тут же, без переходов стал звонким, заливистым лаем. Я взглянул на часы. Половина восьмого. Значит, в следующий раз вернуться в нашу «крепость» нужно не позже шести. Ночь Зоны – время особенное, и ночь эта начинается задолго до того, как солнце скроется за горизонтом. «Улллллоооууу» – мощно простонало нечто еще дальше от нас, наверное, в километре от магазина, могучий низкий звук раскатился в пространстве, и я почувствовал через кресло легкую дрожь пола. Пятно у витрины отлепило от стекла руку и бесшумно исчезло. Вместо этого кто-то невидимый начал шумно сопеть в железную дверь подсобки и время от времени звонко царапать металл. Я бесшумно поднялся, стараясь не скрипнуть креслом, и заглянул в каптерку. Ведомые мои мирно дрыхли, несмотря на то, что отдельные вопли с улицы были достаточно громкими, как и различимое поскребывание по металлу двери. Это хорошо. Ни к чему им слушать этот концерт, хватит с них пока впечатлений. Аккуратно, не топая и не наступая на мусор, я вернулся к креслу и вполглаза задремал, как уже делал во время отдельных ночевок в укрытиях. Вроде и спишь, а вроде и нет – так, плаваешь слегка на грани сна, одновременно частью сознания сканируя пространство. И, что интересно, умудряешься даже выспаться, единственное, потом надо обязательно поспать по-настоящему. Иначе три-четыре дня такого режима, и Зона щедро обеспечит глюками. Знакомо, скажем так.
К четырем утра возня за окнами, влажные всхлипы, топот мелких «бегунов» и чей-то тихий плач в развалинах завода почти стихли. В пять наступила густая, глубокая, до звона в ушах, тишина. Нет в Зоне певчих птиц, и поэтому, несмотря на лето, каждый рассвет здесь туманный, прохладный и уныло тихий настолько, что слышно, как падают капли росы с веток мертвого тополя. Говорят, самое нормальное время здесь, только ходить, но…
Я аккуратно, не спеша выдвинул тяжелый засов, стараясь скрипеть и лязгать им как можно тише. Так же осторожно и очень-очень медленно начал открывать дверь, чтобы она не загудела несмазанными, ржавыми петлями. «Дурак, – подумал я. – Вчера еще надо было не пожалеть солидола, благо в подсобке его целый ящик». И дверь, словно соглашаясь с тем, что я непредусмотрительный идиот, начала тихонько пощелкивать несмазанным металлом: «тактактактактак…»
В расширяющуюся щель приятной, вкусной свежестью начал затекать холодный утренний туман, от которого уже вовсю пахло осенью и первыми заморозками, хотя до настоящего инея, конечно, было еще далеко. Хорошо, что пока нет ветра и не пахнет розовой рекой. Теперь главное, чтобы никто не стоял за дверью. Такое бывает. Ночью припрется нечто разной степени уродливости или разложения, встанет напротив двери схрона и торчит неподвижно натуральным таким памятником, который потом совсем не хочется помнить. Тихо стоит, бывает, что и не одно. И тогда нельзя делать резких движений. Тихонько вылез, на цыпочках мимо прошел со скоростью минутной стрелки мимо этих «часовых», и тогда все нормально.
Я выглянул. Пласты и волны тумана, текущие медленно под уклон, к реке. Холодно, рассвет только-только набрал силы, раскрасив восток над стеной мертвого леса. Похоже, ожидается ясная погода – на небе только отдельные, словно подожженные золотистым огнем слои высоких облаков, что в Зоне над Москвой дело почти невозможное, но по окраинам бывает нередко. И никого. Вот и славно.
Пока не проснулась моя команда, куском рваной шторы тщательно вытер влажный отпечаток ладони на стекле в том месте, куда приходил ночной гость. А то мало ли, заметят, в следующую ночь не уснут, а сталкер, не выспавшийся и по этой причине невнимательный, это уже наполовину смертник.
– Рота, подъем, – буркнул я достаточно громко. – Завтрак, и вперед.
Сонные, со следами складок от наволочки на лицах, выперлись из темноты подсобки Кося и Ветерок. Депутат широко, с подскуливанием, зевнул.
– Ох, и сны тут снятся, Ланс… очумеешь, серьезно.
– У, блин, и мне тоже. Кошмарит тут.
– А что вы хотели, ребята? Если тут неделю без выходных жить, то можно и крышей съехать непоправимо, а вы говорите – сны… Так, что у нас с провиантом?
– Тушняк, само собой, шесть банок. Галеты, зубы ломать. Вода. Все, собсно. Хреновое нам снабжение бандосы выделили. – Кося покопался в рюкзаке. – А, еще банка сгущенки. Супер, че.
– У меня две тушенки и две какой-то перловой каши с говядиной. Ну и опять вода, два литра. Типа, все. – Ксанка тряхнула свой баул. – И что дальше?
– Ясно. Дальше, товарисчи, план такой. Выбрать банку, кому какая нравится, и полностью умять, закусывая галетами. Запить водичкой. Консерву открытой не оставлять, съесть все сразу. Это у нас будет и завтрак, и, возможно, обед. Во время выхода что-либо трескать запрещаю. Приступайте.
Кося технично вскрыл консервы складным ножом и выдал из пакета пластиковые ложки. Руки помыть было нечем, питьевую воду на это тратить было нельзя, поэтому галеты я приказал брать через бумажную салфетку, а к консервам прикасаться только ложками. Ксанка хмыкнула на подобную «гигиену», и я охотно рассказал, что было со сталкером Чивирем, облизавшим пальцы с зонной грязью. Рассказ подействовал, вопросов больше не возникло.
Тушенка, которую покидали в наши рюкзаки бандиты, к моему немалому удивлению, оказалась настоящей мясной, без сои, шестисантиметрового слоя жира под крышкой и шматков свиной шкуры. Только мясо кусками и прозрачное, золотистое желе. Единственное, что пришлось из банки выкинуть, а не съесть, был большой лавровый лист. Завтрак, начавшийся вяло и без аппетита, окончился вполне бодро. Команда вычистила банки чуть ли не до блеска. Повздыхав о горячем чае, я запил консервы четырьмя хорошими глотками воды прямо из горлышка бутылки.
– Ребятки, водичку экономить. Другой не будет, а без питья тут совсем хреново, учтите, – дал я очередное ЦУ, и Кося с Ветерком послушно отлепились от бутылок.
– Проверить оружие, обувь, детектор. Порядок помните? Пошли. Сегодня маршрут к птицефабрике. Если ничего не найдем и там, делать не фиг, придется возвращаться пустыми.
– Может, и посидим в магазинчике пару деньков, вернемся, и скажем, что пусто? – предложил Кося.
– Депутат, тебя уже при мне били. При мне также били Ботаника дубинкой по почкам только за то, что я неуважительно посмотрел на Закоса. Представь, что в следующий раз Ксанке выбьют зубы, а тебе отрежут палец. Вот, смотри.
Я показал ладонь со свежим, еще не в полной мере затянувшимся шрамом в том месте, где ее пробил нож бандита.
– И я пока ровным счетом ничего не могу с этим сделать. У Пани в подвале заложник, мой друг, а у меня сейчас нет никаких реально осуществимых планов. Ну, разве что ты, Депутат, стальной боевой киборг, я Бэтмен, а Ксанка бьет белку в глаз на четыреста метров. Поправь меня, если это не так.
Ксанка сняла с плеча карабин.
– Лансер, у меня еще двадцать восемь патронов с собой. Можно… три хотя бы потратить? Я же должна понять, как оно правильно делается, ну?