В разгаре лета
Шрифт:
После того как мы выполнили задание, Руутхольм сказал, что надо вернуться в "Гранд-Марину". Перед кинотеатром на Морском бульваре уже не было грузовиков. Внутри тоже стало тихо. Руутхольм пошел искать какого-то Ээскюлу, я поплелся за ним.
Товарищ Ээскюла, мужчина в штатском, оказался таким же широкоплечим и похожим на борца, как Руутхольм. Я сразу обратил внимание, что глаза у него запали, а под ними такие синие круги, будто он болен или долго не спал.
– Привет, Март, - сказал Руутхольм и представил меня: - Наш комсорг Соокаск.
И
– Сейчас все стали ягнятами. Недавно арестовали одного мельника и нашли у него в амбаре оружие на целый взвод. Но и тут нашлись защитники, тоже уверяли, будто недоразумение.
Руутхольм не сдался:
– Да я уже начал подготавливать его в партию. Ээскюла резко спросил:
– Так где же он, твой честный специалист? Я понял, что директора загнали в угол.
– Не знаю, - признался Руутхольм.
– А вы?
– обратился Ээскюла ко мне. Я покачал головой.
– Так я знаю, - сказал Ээскюла.
– Ангелочек ваш унюхал недоброе и смылся в подполье. Не умеем мы так, чтоб наши классовые враги ничего не прослышали.
Тогда Руутхольм спросил:
– Ты знаком с делом Энделя Элиаса?
На этот раз Ээскюле пришлось покачать головой..
– Значит, ты заранее осуждаешь нашего инженера? Но мы-то ведь знаем человека: как же мы можем с тобой, Март, согласиться?
Вот уж не подумал бы, что немногословный Руутхольм может оказаться таким адвокатом.
Ээскюла улыбнулся, и я понял, что они знают друг друга насквозь, что они, может, даже хорошие друзья.
– Ладно, - сказал в конце концов Ээскюла, - я познакомлюсь с делом вашего инженера, и если все окажется так, как ты говоришь, то его не тронут.
– Он помолчал и добавил: - Чертовски я устал, Аксель, чертовски.
– Спасибо тебе.
– Руутхольм поднялся и, на миг задумавшись, добавил: Зачем делать все это по ночам, разве мы воры? Сейчас бы надо объяснить народувслух, с какой стати мы проветриваем наше жилье. А секретничание, поверь мне, пользы не принесет.
Ээскюла хоть и сдержался, но разозлился, я это заметил.
– Классовая борьба и ее тактика куда сложнее, чем нам иногда кажется, - сказал он.
Уходя, Руутхольм попросил, чтобы Ээскюла позвонил ему, как только разберутся в деле Элиаса. Но Ээскюла опять почему-то вскинулся:
– Будь готов к тому, что услышишь и не очень приятные новости. Не тебе первому задурили мозги угодливыми речами да пронырливым обхождением.
– Угодливыми речами?.. Да мы с Элиасом так цапались, что... Этот человек не кривит душой: что думает, то и выпалит.
– Все куда серьезнее, чем ты думаешь, - сухо возразил Ээскюла.
– Дам тебе два добрых совета: раскрой глаза пошире...
Руутхольм спросил тихо:
– Ты что же это, Март, угрожаешь мне, что ли?
– Нет. Просто советую по-дружески.
– Ну, спасибо.
Шея у Руутхольма побагровела. Тоже, значит, вспылил. Стоит ему рассердиться, как у него сразу и шея и лицо краснеют.
– Я этого дела так не оставлю, вот увидишь!
Но расстались они по-приятельски. Взяли себя в руки. И если я не ошибаюсь, им даже стало неловко передо мной - о моем присутствии как-то забыли.
Когда мы спускались вниз по широкой лестнице, Руутхольм сказал мне, что Ээскюла человек серьезный и до невероятия прямой, что они с ним давние приятели. В подробности он не вдавался, да я и не расспрашивал. Бросил лишь одну-единственную фразу, очень меня удивившую:
– Нельзя, чтобы мы вокруг видели одних врагов. Странное существо человек. Минуту назад в голове у меня вертелись десятки неразрешенных вопросов, а тут я сразу сделался воинственным:
– Буржуазию надо ликвидировать как класс.
Я не сам до этого додумался - вычитал откуда-то, Руутхольм возразил:
– Сводить счеты с классовым врагом надо в открытую. Иначе ошибок не избежать.
Он был уверен, что дело Элиаса разрешится благополучно.
Но вышло не так. Во-первых, инженер не явился больше на работу. Я узнал от Руутхольма, что он, правда, заходил в контору, но потом словно в воду канул, А Руутхольм, несмотря ни на что, уверял, будто все это чистое недоразумение. Его не убедил даже звонок Ээскюлы, по которому выходило, что вовсе это не ошибка и не поспешное решение. Тогда Руутхольм обещал обратиться в ЦК, чтоб восстановить истину. Кажется, он неисправимый упрямец.
Даже поссорился из-за Элиаса с техником Нийда-сом. Этот заявил, что весь коллектив нашего предприятия должен нести ответственность за Элиаса.
– Какую ответственность?
– спросил Руутхольм.
– Мы были обязаны разоблачить его раньше, - сказал Нийдас.
– А теперь он смылся.
– Вы знаете, за что его собирались выслать?
– Легко догадаться. Он был когда-то важной птицей в министерстве дорог, - значит, и связи у него бывали всякие, и задания - тоже.
Руутхольм пытливо поглядел на Нийдаса и сказал:
– И вовсе он не был важной птицей в министерстве дорог, а самым рядовым инженером.
Нийдас прямо взбеленился:
– Да он все время сеял у нас антисоветские настроения. Кто называл социалистическое соревнование - фикцией? Незаметно, исподтишка старался вредить нам во всем.
– Передергиваете!
– Директор вдруг успокоился.
– Я хорошо помню, что говорил Элиас. Он предостерегал от того, чтобы мы своими бюрократическими бумажками и предписанными обязательствами не превратили соцсоревнование в фикцию. И был прав. У нас, бывает, соревнуются канцеляристы на костяшках, а не рабочие.