В роли себя самой
Шрифт:
Хотя все это было несказанно трудно - просто физически, особенно когда "Синюю птицу" играли на каникулах: два спектакля в день. Казалось бы, как тяжело... Но как бы ни было тяжело - этой игрой я настолько продлила свою жизнь, такую получила взаимную отдачу! Это было повторение, но повторение праздника. И все-таки много было таких спектаклей... Я обожала играть в "Валентине и Валентине". Я не знаю, какое количество раз я его играла - это трудно даже просто себе представить. Партнерами были и Евгений Киндинов, и Борис Щербаков, и другие. Но каждый раз я была в озарении, в наслаждении ролью. Я наслаждалась возможностью взаимного - на едином дыхании - общения со зрительным залом. Когда люди,
Можно вывести нечто, похожее на формулу: жизнь в театре - это то, что ты сам берешь, и то, что ты сам даешь. Партнерство, работа с режиссером не могут быть "как всегда", "как у всех". Только индивидуально - в каждом случае: кто от кого что получает, что отдает, чем пользуется в ситуации. Кому-то нравится процесс репетиций, кто-то больше выделяет для себя процесс игры. И есть еще дополнительные грани, внутри этого: для кого-то - значимей всего партнерство, для кого-то - в основном, авторитет режиссуры. Для меня самый большой восторг и страсть - это когда на спектакле создается, в процессе постановки складывается команда. Это для меня как хорошее хмельное вино - редкое, отменного качества. Когда ты не пьян, а находишься в состоянии эйфории, полета. Свое соучастие в общем деле, делаемом красиво, профессионально, с искренней отдачей,- вот что я люблю больше всего.
Если поставить вопрос: что такое - работа в театре? Служба? Определенное место, куда я обязана приходить "от и до" и совершать комплекс действий ("лицедействий") за определенную зарплату? С предложенными вариантами вполне можно согласиться, они справедливы. Но...
Любимый (почему бы и нет?) процесс изготовления гаек может стать кабалой, пыткой и каторгой, если за соседним станком - ненавистный, отвратительный, гнусный человек. Очень важно: кто стоит рядом у станка. И наоборот: ненавистный и чудовищный процесс изготовления гаек может быть счастьем, если ты рад видеть того, кто стоит рядом. А если этот человек тебе как-то особенно интересен: ну, хотя бы - какое он профессионально делает движение? А если вам есть о чем поговорить? Если ваши проблемы настолько общие и захватывают вас от начала до конца настолько, что отведенного графиком времени видеться уже не хватает?
В театре процесс работы над ролью большей частью и заключается в том, чтобы выяснять нечто. Постоянно выясняешь и хочется выяснять - с теми, чье мнение тебе интересно. И хочется уйти позже, а прийти как можно раньше, чтобы вместе гореть и вместе выяснять. Я уж не говорю о том восторге, когда чужое мнение еще и авторитетно - не давлением, а твоей внутренней приверженностью к этому авторитету. Когда тебе интересно послушать, а затем обязательно удивиться особенности взгляда на вещь, о которой ты думаешь и о которой, как тебе кажется, уже все знаешь. Когда ты поражен бываешь глубиной высказанного суждения - той глубиной познания, до которой сам никогда не добирался, а может, и не добрался бы. Вот в такой компании есть смысл работать. Ходить на ту службу, которая при всем при том подразумевает "от и до" по времени, и всегда одно определенное место. Которая, может быть, тебе ненавистна всем этим, которая то и дело давит тебя, да еще и отбирает у тебя возможность проявить себя иначе.
Скажем, та же "Чайка"... Играть Нину Заречную мне приходилось часто. Но играть в том рисунке, который Олег Николаевич Ефремов выстроил для замечательной актрисы Анастасии Вертинской. Да, замечательной... Только она - не я, мы разные, вот ведь что! А я не имела права прийти в спектакль, где выстроены все
Я с отчаянием слышу то, что, восхищаясь, говорят иногда:
– Как он (она) по-новому сыграл эту роль! В старом спектакле!
По-новому, да? Что ж, такое бывает... Но разве не видно, что от этой новизны все посыпалось, все не стыкуется? Спектакль - это работа не одного артиста, не одного человека. Ты не имеешь права быть другой индивидуальностью, входя в отлаженную систему тонких связей.
Самое тяжелое в том, чтобы ради спектакля, ради общей работы, войти в образ не просто персонажа - той же Нины Заречной в "Чайке",- а сначала в образ другой исполнительницы и затем уже только перевоплотиться, играя роль в пьесе Чехова. Чувствуя и точно зная, что собственная моя игра была бы совсем другой, я бы сделала все наоборот.
Для того, чтобы все это терпеть, должны были быть компенсирующие вещи, имеющие очень большое значение. Они были: партнерство, общество. Они мне давали всегда так много, что хватало на все, даже когда я была на нелюбимых мной ролях.
Для меня любой спектакль - никогда не стояние на месте. Это и перманентный актерский опыт, движение и рост в актерском плане, и человеческий рост - возможность открывать в себе что-то новое. Как неповторим каждый человек, так неповторим и каждый спектакль, игранный даже тем же составом, тем же человеком в числе всех других. По-другому видишь, по-другому понимаешь, иначе на твою игру отзывается зал - все другое, каждый раз новое, в новом качестве, с новым обоснованием. А меняется мой партнер - меняюсь и я. Процесс становится захватывающим.
Все это очень похоже на любовные отношения. Особенно на отношения первых месяцев знакомства, когда любопытство к второй половине, составляющей твою пару, еще не притупилось. Причем любопытство не только к складу ума, или внешним манерам, или ласкам, а к внутреннему миру другого человека, к мелким и мельчайшим деталям этого мира. Вот тогда времени не хватает, чтобы наговориться, чтобы насмотреться, чтобы погрузиться во все подробности всех сторон отношений - логические, эмоциональные, чувственные. Вот тогда длится, нисколько не надоедая, бесконечный процесс узнавания, бесконечный роман. Вот что это такое - настоящий роман, с самым главным из всех возможных героем-любовником - театром.
Поэтому театр для меня совершенно необходим. В течение пятилетнего перерыва я поняла, как мне его не хватает. Это все равно, как если бы мой главный в жизни любимый человек уехал от меня очень далеко, надолго. Вновь начав работать над ролью (в "Современнике", у Олега Павловича Табакова), я особенно остро это поняла. Поняла и то, что у меня очень много накоплено за пять лет. У меня есть много что сказать моему "самому главному любовнику", мне обязательно надо выговориться, мне есть о чем, есть и как. Я настолько по-другому себя сейчас чувствую - свой голос, тело, сознание, эмоции... Все в новом качестве. Годы прошли недаром и для меня, и для моего "партнера-театра", для партнеров-артистов. И для зрителя, которого мы берем к себе в команду, когда играем по-настоящему.
(Заодно и кстати, развернув подробное сравнение театра и любовных отношений, я могу провести обратную аналогию: от театра - к особенностям личной жизни. Никогда нельзя надоесть друг другу, никто друг другу не надоест, если правильно строить взаимоотношения. Мастерство - упоительная вещь. Численное разнообразие - ничто по сравнению с тонкостью и глубиной продолжающегося взаимного узнавания, способам сообщения об узнанном. А как хороша собственная возможность поставить какой-нибудь творческий эксперимент и быть уверенной в высоком результате!)