В руках врага
Шрифт:
— Как?
— Не знаю. По-другому. Вот как сейчас — я знаю, что я частица вашего сознания. Большинство людей не могут удержать одну мысль дольше одной-единственной секунды. Мозг работает урывками. Но «хвост» должен зафиксировать свой мозг на чем-то одном. Не знаю. Просто поверьте мне на слово.
Итак, в Париже была весна. Римо перехватил пару милых улыбок от двух симпатичных француженок и улыбнулся в ответ, дав им понять, что принял к сведению их миловидность, но отверг их посулы.
Чиун назвал это типичным для американцев агрессивно-сексуальным взглядом на мир. Он тоже заметил «хвосты». Когда они приблизились к Лувру и Чиун заглянул в одно из окон, он издал низкий всхлип.
— Это и есть поэзия Ун, папочка?
— Нет. Что они сделали с Лувром?! Что они натворили! Звери! — Чиун закрыл глаза. Он быстро скользнул взглядом по изгибам Сены, повторив про себя все особые приметы ландшафта, данные в истории Синанджу, — да, это было то самое место, но только звери, шедшие вослед Бурбонам, мерзопакостно превратили дворец в музей.
Чтобы попасть туда, надо даже платить мзду за вход! Какая мерзость!
Римо увидел позолоченные потолки, мраморные украшения в стиле рококо, дивные картины и подумал: «Если бы Лувр не был всемирно известным музеем, можно было бы счесть это за безвкусицу». Всего было слишком много. Чиун сновал в толпах посетителей, обследуя одну залу за другой. Здесь спал принц. Здесь король вкушал краткое отдохновение от дневных дел. Здесь советники короля держали ответ, обсуждая вопросы войны и мира. Здесь устраивались грандиозные пиры. А здесь почивали любовницы короля. Здесь граф де Виль замышлял убийство короля. И во что они все это превратили? Не только перестроили прекрасный дворец — одно из сокровищ мирового искусства, коими некогда были американские драмы, — но они натащили сюда массу уродливых статуй и скульптур. Барахло! Звери превратили роскошный дворец в свалку.
Чиун хлопнул охранника по плечу, и тот так удивился поступку маленького азиата, что только захлопал глазами.
— Звери! — тонко вскричал Чиун. — Дегенераты! — Они не только уничтожили дворец, они вырвали страницу из истории Синанджу! Чиун всегда мечтал увидеть Париж, особенно этот дворец, столь ярко описанный его предками, но вот теперь чернь все разрушила.
— Какая чернь? — спросил Римо.
— Все, кто пришел за Людовиком Четырнадцатым.
И даже он, если верить Чиуну, уже не был столь великолепным, утратив былое величие. Чиун признался Римо, как он рад, что Карл Пятый уже не застал этого кошмара.
Чопорная монахиня в сером одеянии и черной шапочке с маленькими полями привела шеренгу чистеньких девочек, одетых в голубые пиджачки, с эмблемой школы на рукавах и одинаковыми саквояжиками в руках. Они шествовали по залу точно чинный выводок утят.
— Варвары! — закричал им вслед Чиун. — Грязные звери! — Монахиня встала между своими питомицами и орущим корейцем и быстро выпроводила девочек из освещенного зала. — Негодные выродки! — сказал Чиун. В дальнем конце зала появились «хвосты», невинно уставившись в развешанные по стенам картины, точно их головы внезапно пришили к холстам.
— Мне надо немного поработать, папочка. В этом дворце можно где-нибудь уединиться?
— Да, — ответил Чиун.
Через три зала от «Моны Лизы» они нашли розовую мраморную стену, на которой Чиун стал отсчитывать мраморные виньетки. Остановившись у восьмой, он поднял ладонь на высоту груди, приложил длинный ноготь к стене и — часть ее отъехала внутрь. Он проделал это с таким изяществом, что разъятая стена была похожа не на тайный лаз, а просто на вход в зал. Впрочем, этот зал был неосвещен. Здесь пахло тленом, а стены помещения были выложены из шероховатого гранита. Римо поманил за собой двоих преследователей, и те с чуть большим удивлением, которое может вызвать приглашение незнакомца, вошли. Руки Римо выстрелили с быстротой языка лягушки, и оба гостя впечатались в гранитную стену потайного зала. Стена сомкнулась за четверыми.
Один из «хвостов» потянулся рукой к мелкокалиберному пистолету, спрятанному в подколенной кобуре. Он успел только дотронуться до рукоятки, как Римо носком правой ноги превратил его руку и лодыжку в кровавое месиво.
Оба незнакомца изъявили готовность побеседовать и без применения физического воздействия на их позвоночные столбы. К несчастью, они не понимали ни по-английски, ни по-корейски, а Римо говорил только на этих двух языках. Ему нужен был Чиун в качестве переводчика.
Откуда-то сверху струился слабый свет, отчего казалось, что зал погружен в вечные сумерки. Римо заметил иссохший скелет с крошечной дырочкой в черепе, сидевший у гранитной стены словно нищий в ожидании, когда стоящая перед ним чашка наполнится монетами.
Римо попросил Чиуна переводить. На это Чиун ответил, что его наняли как убийцу, а не как толмача. Римо возразил, что это входит в его обязанности. Чиун в свою очередь заметил, что они со Смитом никогда об этом не договаривались. Он также посетовал, что Смит обещал прислать ему видеозаписи «мыльных опер», но их и по сию пору нет. «Хвост» с неповрежденными запястьями и лодыжками потянулся к подмышечной кобуре. Римо двинул ему костяшками пальцев в кадык. Изо рта у агента, точно слюна, показался кусок трахеи.
— Теперь у нас остался только один клиент, папочка. Будь добр, помоги мне. Узнай у него только, кто они такие и почему слежка?
Чиун пробурчал, что, если он станет исполнять обязанности переводчика, это навлечет величайшее бесчестье его предкам, в особенности принимая во внимание, что это происходит в том самом зале, где покоится прах графа де Видя.
— Окажи мне услугу! — упрашивал Римо.
Чиун согласился, но заметил, что это будет очередная неоцененная услуга. Еще он сказал: великодушие кончается там, где им начинают злоупотреблять. Грань допустимого была пройдена еще восемь лет назад. И тем не менее его доброе сердце не отвердело. Он расспросил человека, страдающего от боли. А затем прекратил его муки, отправив в вечность.
Теперь Римо должен был аккуратно положить оба трупа подле скелета. Он не возражал и поблагодарил Чиуна. Так что же сказал этот человек?
Чиун же ответил, что его попросили расспросить несчастного, но не повторять его ответы. Повторять его ответы — это уже совсем другая работа.
Римо парировал, что повтор ответов является составной частью труда переводчика. Чиун сказал, что, уж коли Римо этого так хотелось, он мог бы об этом попросить заранее. Римо заметил, что дыра в черепе слишком велика. Он предположил, что предок Чиуна работал неряшливо, а может, начал стареть, потому что он размозжил череп вместо того, чтобы нанести аккуратный точечный удар.