В руках врага
Шрифт:
— Вот именно, — отозвался Римо. — Месье, везите нас куда-нибудь подальше, куда очень долго ехать.
Шофер обернулся.
— Мадам?
— Я же сказал! — рявкнул Римо.
Шофер кивнул, точно был хранителем редчайшего мгновения в истории старомодной куртуазности, хотя на самом деле он просто гадал, какие чаевые ему обломятся после такой поездки. Смазливые девицы, как правило, не дают парижским таксистам на чай, да и этот американский турист вроде бы не из тех, кто сорит деньгами.
Когда
— Что тебе от меня нужно?
— Нет. Ты лучше скажи, что тебе от меня нужно.
— Чтобы ты оставил меня в покое. Так что можешь не терять время.
— Тебе вообще все американцы не нравятся? Или только я?
— Только ты, — ответила Людмила.
— Почему?
— Потому что ты американский шпион, убийца, кро…
— Погоди. — Римо наклонился вперед, и его губы почти коснулись правого уха шофера. Он протянул обе руки, тронул пальцами косточки за его ушами, слегка нажав на них, и сказал: — Это ненадолго — я хочу кое-что сделать с твоим слухом.
Шофер обернулся и проговорил на ломаном английском:
— Не слыхать ничего. Что-то сломалось с моими ушами.
Римо довольно кивнул и откинулся на спинку. Шофер чесал то правое, то левое ухо, пытаясь восстановить слух.
— Так что ты говоришь?
— Что ты американский шпион, убийца, кровожадный зверь.
— А ты? — спросил Римо.
— Я русская шпионка, меня послали убить тебя.
— Я могу выбрать способ смерти? У меня на этот счет есть блестящая идея.
— Только если это будет медленная и мучительная смерть, — ответила Людмила Чернова.
— Необычайно медленная, — сказал Римо. — Но я не боюсь боли.
— Плохо, американец. Тебе суждено испытать ужасную боль.
— Почему ты меня не боишься? — спросил Римо.
Людмила глубоко вздохнула, и блестящая ткань ее костюма забликовала. Даже сейчас, когда она сидела, ткань плотно облегала ее фигуру, повторяя каждый изгиб тела. Людмила была настолько совершенна, что казалась чем-то сверхъестественным.
— Все вы, американцы, дураки, — повторила она. — Вы никогда не обидите женщину. Ковбойский менталитет. Видала я все эти фильмы.
— Я и женщин убивал, — как бы между прочим заметил Римо.
— Это потому, что ты неразборчивый мясник, — сказала Людмила. — Все американцы такие. Вспомни Вьетнам. Вспомни всех этих Джонов Уэйнов. Вспомни Джина Отри. Вспомни Клинта Вествуда.
— Ладно, — сказал Римо. — Теперь, когда я знаю, что ты меня ненавидишь и собираешься убить, я могу рассчитывать на исполнение последнего желания?
— Только если оно не подрывает основы нашего государства.
Было решено, что завтрак не подорвет основ государства, и Римо попросил
Но шофер продолжал крутить баранку, пока Римо не подался вперед и не нахал большими пальцами на его заушные косточки. Лицо шофера просветлело с возвратом к нему слуха, и он внезапно услышал шум транспорта на утренних парижских улицах: урчание моторов, гудки клаксонов, визг тормозов. В Париже самое безалаберное в мире движение, создаваемое водителями, которых постоянно мучает похмелье.
— Остановите здесь! — повторил Римо.
Они с Людмилой позавтракали в уличном кафе под зонтиками — ничего красивее этих ярких зонтов Римо не видывал в своей жизни, — за столиком с грязной скатертью — ничего прекраснее этой грязной скатерти Римо не видывал в своей жизни, — под ярким утренним солнышком, которое благодаря галльской изобретательности вознеслось на небесную твердь под таким углом, что заглядывало сразу под все зонты и слепило глаза посетителям. И, как решил после долгих раздумий Римо, ничего более прекрасного, чем это ослепительно яркое утреннее солнце, он в жизни своей не видывал.
В отличие от большинства русских туристов, которые, попав на Запад, набрасывались на еду, точно Россия была гигантским пустым холодильником, Людмила заказала себе только фрукты со сливками. Римо потягивал минералку и ковырял вилкой пареную брюссельскую капусту.
— Эй, американец! — сказала Людмила, поднося ко рту Римо клубничку. — Попробуй.
— Спасибо, не хочу.
— У вас в Америке этого нет, — подначивала она его.
— Есть, но я их не ем.
— Может, тогда яйцо? Хочешь, я закажу яйцо всмятку?
— Не надо.
— А, понятно. Ты не ешь ни клубники, ни яиц. Это твой главный секрет?
— Какой секрет?
— Секрет твоей мощи, благодаря которой ты победил наших лучших людей.
— Нет.
— Хм, — сказала Людмила и отправила ягоду себе в рот — Тогда это минеральная вода?
Римо покачал головой.
— В чем же тогда заключается твой секрет?
— Достойная жизнь, чистые помыслы и благородные побудительные мотивы. Не то что у твоих дружков на противоположной стороне улицы.
— Где? — спросила она, удивленно улыбаясь. Это была одна из четырнадцати ее наиболее удачных улыбок, выражавшая невинное удивление.
— Да вон там, — ответил Римо, мотнув головой через правое плечо.
На другой стороне узкою переулка стояли двое одинаково одетых мужчин: синие костюмы с пузырящимися на коленях брюками, коричневые ботинки, белые рубашки и черные галстуки. На головах у обоих были нахлобучены шляпы с красным — в угоду упадочной парижской моде — перышком за ленточкой.