В семье не без подвоха
Шрифт:
– Арават, – с отвращением цедит он. Я прыскаю со смеху, это ж надо такую рожу скроить!
– Чего ты ржешь? – шепчет Алтонгирел, пихая меня локтем в спину. – Они же сейчас подерутся!
– Не, мама решила мириться.
– Она что, не поняла, кто он?
– Поняла, но она не знает, что он сделал. Я ей ничего не рассказывала про отношения Азамата с отцом.
Алтонгирел облегченно выдыхает мне в затылок. Я отползаю чуток в сторону, а то он сейчас нагнется и вообще на меня ляжет.
Мама тем временем суетливо осматривается, что-то замечает и говорит «Ага!», после чего
– Ну щелкни, там все просто, кнопочку нажал, и все!
– Тебя наверняка нельзя фотографировать, – бормочет Арават, пытаясь разобраться в надписях на чужом языке. Кто-то из толпы гогочущих зевак приходит ему на помощь.
Я закрываю глаза растопыренной пятерней:
– Мама…
Тем временем мама решает, что индивидуальных портретов с нее хватит, и тянет Аравата за рукав. Тот чуть не спотыкается об сумки, но послушно тащится к палатке, где мама встает с ним в обнимку, как с картонным Микки-Маусом, и просит кого-то из толпы щелкнуть их вместе. Я хочу эту фотку, у Аравата на ней должно быть такое выражение…
– Слушай, Алтонгирел, пошли отсюда, а? – шепчу я, давясь от хохота. – Я больше не могу на это смотреть. Ничего хуже уже не случится.
– Думаешь? – сомневается Алтоша. – По-моему, она еще далеко не исчерпала свой потенциал.
– Ну и шакал с ним, Арават сам нарвался, поделом ему. Все, я ухожу, у меня еще брат неизвестно где…
Алтонгирел спадает с лица.
Сашка обнаруживается в лавке кузнеца за приобретением кованых головоломок. Не в смысле, что череп проломить можно, а в смысле, что надо всякие металлические петли расцеплять. Мы еще некоторое время гуляем по рынку, старательно обходя тот участок, где я оставила маму. К счастью, Сашка никаких ужасов не натворил, только научился вязать хитрые узлы, из тех, что на дверь вешают. Мы обедаем деликатесным змеиным мясом, которое в базарные дни привозят из Имн-Билча, а потом я показываю Сашке нашу почту, мы стреляем в тире, качаемся на канатных качелях, Сашка катается на лысом островном пони.
Ближе к вечеру, когда мы сидим на склоне горы и любуемся закатом, к нам подъезжает Алтонгирел на Эцагановой служебной машине с мамой на заднем сиденье и отвозит ко дворцу.
– Ну как прошел твой день? – осторожно спрашиваю маму.
– Ой, супер! Мне столько всего подарили, а я еще столько всего купила, а потом случайно встретила твоего свекра, представляешь? Ну, мы с ним пофоткались, сходили в кафе, я ему всяко расписала, как мне Азамат понравился. Но слушай, какой же он старый!
Сашка вопросительно косится на меня.
– Молчи, – цежу я, скосив рот в его сторону.
Мы тормозим у дворца, и я кликаю слуг выгружать мамины приобретения. Сашка смотрит на меня как-то осуждающе, дескать, совсем зажралась, сумки можно было и самим вынести.
– Еще не хватало мне на глазах у всего дворца сумки таскать, – ворчу. – Мне вон Алтоша потом вломит по первое число за непочтительное отношение к Императорской семье.
Алтонгирел задерживает меня у входа.
– Ну чем там дело кончилось? – спрашиваю. – Мама сказала, они в трактир вместе сходили…
– Да, я так понял, она очень хвалила Азамата.
– Как ты это понял, если она только по-нашему говорить умеет?
– Не знаю, я потом с Араватом парой слов перекинулся, пока она в машине устраивалась, он такой был… угнетенный.
Я фыркаю смехом.
– Я думаю, она произвела на него сильное впечатление.
Из дверей выходит Азамат и устало потягивается, потом замечает нас.
– Привет. Что вы все по углам шушукаетесь? – хмурится он.
– Да так, тут, видишь ли, Арават попал в лапы Лизиной матери.
– О боги… – пугается Азамат. – И что?
– Ничего, все живы, – пожимаю плечами. – Пойдем в дом смотреть фотографии для семейного альбома.
Фотки удались – над некоторыми даже Азамат хохотал.
Когда мы укладываемся спать, Азамат так ластится, что мне сразу становится ясно – нервничает. Дело не в том, конечно, что он только тогда и ластится, когда нервничает, он вообще очень ласковый, но вот это стремление спрятаться у меня под мышкой я уже однозначно идентифицирую. Я ему рассказала в лицах подсмотренную сценку из дурацкой комедии с участием моей маман, и он вроде бы даже посмеялся, а теперь вот опять запереживал. Включаю ночник и выжидающе смотрю. Азамат выключает ночник и вздыхает.
– Думаешь, твоя мама могла как-то на него повлиять?
Пожимаю плечами у него под рукой.
– Я вообще не знаю, как он мог хоть что-то понять, что она говорила.
– У нее очень выразительные мимика и жесты, – усмехается Азамат. – Ребята говорили, что на корабле она легко все объясняла на пальцах вообще без слов. А… отец… не дурак, в свое время очень увлекался всякими графическими загадками, уж понял, наверное. Что именно она ему сказала?
– Тебя очень хвалила.
Азамат снова вздыхает.
– Тогда это вряд ли что-то изменит. Меня теперь все хвалят, и ему это все равно. Если уж даже то, что ты за меня вышла и выносила моего ребенка, его не поколебало, то я вообще не знаю, что еще может…
– Ну, императорство-то его проняло, хоть и не до конца.
– Да, но, боюсь, большего я уже не достигну. Он теперь, кстати, на Арона злится, что тот мало чего добился в жизни.
– То есть теперь ты у него любимый сын, что ли?
– Да непонятно. Мне кажется, ему Ароновы дети не нравятся.