В семнадцать мальчишеских лет
Шрифт:
Витя нетерпеливо слонялся по двору, ожидая, когда закончатся переговоры. Ларцев вышел через полчаса. Глаза его тревожно блуждали. Что-то случилось!
— Как? Договорились? — подбежал к нему Витя.
Ларцев, не замечая, не слыша Вити, колеблющейся походкой брел к воротам. Он походил не то на пьяного, не то на больного. Витя решил непременно узнать, чем закончился разговор с хозяином. Но Ларцев молчал. У ворот он оттолкнул вцепившегося в рукав Виктора и визгливо закричал:
— Отстань! Провалитесь вы со своим Совдепом!
Затем опомнился, воровато
Витя перебежал плотину и очутился у здания Совдепа: ему обязательно надо повидать Балтушиса. Пусть знает, что контролер скис, что от него никакого толку не будет — хозяин запугал.
Но сразу добраться до Балтушиса Вите не удалось. Здание Совдепа было заполнено рабочими механического завода. Они занимали все комнаты и коридоры, всюду стлался густой махорочный дым. Ждали, чем закончится заседание Совдепа.
Витя узнал, что на механическом заводе положение тоже трудное. Управляющий Шуппе отказался признавать Совет. Это бы еще ничего — не признавай, завод-то в рабочих руках. Но Шуппе не хотел подписывать документы, а без его подписи саботажники из банка не дают денег. Жалованье рабочим не платили уже несколько месяцев. Чем жить? Кроме того, какой-то саботажник продал дрова, заготовленные для завода на зиму. В цехах стало морозно. В котельной вода чуть теплая, вот-вот придется спускать…
Послушал Витя заводские горести — и своя беда стала маленькой. Разве сравнишь мельницу с этакой махиной — заводом? Там без малого тысяча человек, а на мельнице и двух десятков нет.
Он уже собрался уходить, когда из кабинета Сорокина вышел Балтушис. Витя отозвал его в сторону и рассказал, что произошло на мельнице.
Сообщение заставило Балтушиса призадуматься:
— Это так, — сказал он, — Ларцев слабый человек, в меньшевиках долго ходил. Думали, стал умный — ошиблись. Ты хорошо сделал, что ко мне пришел. Мельница — это очень важно. Там — хлеб. А хлеб нам очень нужен, да, но… Понимаешь, дружок, мы не сможем сейчас заняться мельницей. Пока, конечно. Видишь, что у нас творится.
Витя видел и понимал. И тогда, решившись, даже покраснев, он попросил:
— Иван Карлыч, а вы дайте мне винтовку. Я сам буду смотреть за порядком.
— Винтовку? — Балтушис посмотрел на мальчика.
— Ну да, винтовку! На стрельбы я ходил, стрелять умею, разберу и соберу…
— Нет! — ответил Балтушис. — Винтовку мы тебе еще не дадим.
— Не верите? — помрачнел Витя.
— Почему не верим? Верим. Ты наш человек. Вполне. Но ты будешь один, их — много. Никакая винтовка тебе не поможет, если они нападут.
Доводы Балтушиса не убедили Витю, он верил во всемогущество винтовки, но надо было подчиниться. Балтушис крепко пожал ему руку и сказал:
— Иди и смотри за мельницей. Она будет наша, там должен быть порядок. Хозяин сейчас так себе… Временное правительство.
Для Вити наступили хлопотливые и трудные дни. Дни и ночи он проводил на мельнице. Жмаева и Ларцева, может быть, удивляла такая старательность, но они, занятые своими делами, особенно над этим не задумывались.
Ларцев появлялся редко. Часами с удочкой он просиживал на плотине, уставившись в прорубь, точно пытаясь разглядеть, что принесут ему наступившие бурные времена.
Мысли, видимо, не давали покоя и Жмаеву. Вечно хмурый, недовольный, он приходил на мельницу, глубоко засунув руки в карманы широкой, как море, борчатки, давал указания и тут же уходил. Изредка заговаривал с рабочими, а Витю точно не замечал. Однажды зашел в машинное отделение, обошел кругом локомобиль. Витя сказал, что машину надо поставить на ремонт, — Жмаев не вымолвил в ответ ни словечка. «Погоди, хомяк! Кончится твое царство!» — вскипел Витя.
И оно кончилось.
Однажды ночью, когда мельница не работала и Витя только чуть подогревал машину, он услышал на мельничном дворе тихий шум. Выглянул. В темноте около складов стояло много подвод. Мелькали фонари, освещая фигуры согнувшихся под тяжестью мешков людей. Мешки выносили из амбаров и наваливали на подводы. Потом на них вспрыгивал возчик, свистел кнут, и подвода скрывалась в темноте. У входа в амбар стоял Жмаев и вполголоса распоряжался. Сомнений не было — вывозили зерно, вывозили хлеб!
Витя заметался по котельной. Сначала мелькнула мысль — бежать в Совет. Но пока добежишь, пока придут красногвардейцы, — хлеба уже не будет. Ищи его потом! Нет, надо что-то другое придумать…
Подбросив дров в топку, Витя вышел из котельной, темными углами пробрался к выходу, дождался, когда выедет со двора одна из подвод и пошел следом. Воз миновал плотину, проехал по Соборной улице и направился к окраине города в сторону вокзала. Неужели на станцию увозят? Тогда он ничего не сумеет сделать. Нет, телега въехала в открытые ворота, где ее уже кто-то ждал с фонарем. Ворота закрылись.
Витя узнал дом: здесь жил отец Жмаева. Когда-то жил в нем и сам Жмаев, но потом, разбогатев, он построил при мельнице новый дом для себя. Витя бегом помчался обратно. Вывозка зерна еще продолжалась, и он все так же незаметно пробрался обратно в котельную.
Утром Витя уже был в Совдепе.
— Вот не дали мне винтовку, — обиженно говорил он председателю Совдепа Сорокину и Балтушису. — Увез хлеб Жмай.
— Куда? — взволновался Сорокин.
Тот рассказал.
— А что бы ты сделал? — засмеялся Балтушис. — Не было бы ни тебя, ни винтовки.
— А хлеб?
— Будет и хлеб.
Тут же, в присутствии Вити, был разработки план операции по изъятию хлеба, вывезенного Жмаевым.
В следующую ночь на старую жмаевскую усадьбу прибыло десятка три красногвардейцев. Хлеб нашли тотчас же. Балтушис распорядился послать на заводской конный двор за подводами. Бойцы встали на караул у ворот и амбаров.
Кто-то известил Жмаева. Верхом на неоседланной лошади он прискакал с мельницы.