В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
Шрифт:
Между тем барханы опять достигли 15 метров высоты, ландшафт оставался мертвым, и только раза два попался на дороге помет диких верблюдов. Тем временем уже смерклось, и мы расположились лагерем около одинокого тополя, ветви которого скоро были общипаны нашими верблюдами. Ослы наши во время перехода по этой части пустыни питались главным образом пометом диких верблюдов.
17 февраля. Ландшафт не меняется, песок все так же мощен и трудно проходим. Мы сделали привал около двух тополей, так как рассчитывали найти здесь воду, и действительно нашли ее на глубине 1,63 метра. Это было тем более кстати, что запас воды у нас вышел еще вчера.
18 февраля. Вода просачивалась так медленно, что нам удалось наполнить всего один толум (козий бурдюк), с чем мы и выступили в путь. Путь становился все затруднительнее. Один даван оказался 40 метров высоты. Мы медленно взбирались по уступам барханов и наконец достигли вершины. Но даже и с этой возвышенной точки не было видно ничего, кроме бесплодного песку. Вид напоминал западную часть пустыни Такла-макан.
Мы были необычайно молчаливы в этот день. Раз только Ахмет-Мерген рассмеялся, когда я, указав ему вниз с вершины одного бархана на циркообразную впадину между рогами барханов, спросил, не хочет ли он скатиться туда, присев на корточки, и принести оттуда водицы. Ислам и я побывали в худшей переделке, и наше спокойствие действовало на других, которые начали уже падать духом. Запас воды выпили вечером и утром. Верблюды были голодны и принялись за свои седла.
Больше всего ободряло нас то, что мы в течение дня два раза пересекли следы лисицы, которая забегала в пустыню и затем вернулась к северу. И что ей понадобилось тут? Искала здесь зайцев? Пожалуй, но она могла найти их поближе. В том же направлении пролетела ворона. Ахмет полагал, что она летала на запах мертвых верблюдов и теперь летела назад, чтобы созвать на пир своих подруг. Может быть, но ветер в последние дни дул все с севера.
Итак, вода у нас вышла. Что ж, и здесь ожидала нас такая же ужасная пустыня и горькая участь, как в западной части Такла-макан? Нет, на этот раз надо быть умнее. Мы составили совет и решили продолжать путь к северу еще в течение одного дня. Лисица не могла забежать далеко от Тарима; но ведь лиса хитрый зверь, коварный путеводитель, и даваться ей в обман не следовало.
X. По лесам Тарима. Курля. Кара-шар
19 февраля. После двухчасового пути по барханам снова завидели на севере кое-какую растительность. Оказалось, что она состояла главным образом из столь известного в закаспийской области саксаула, на кашгарском наречии «сак-сака», на хотанском «курука», а по-латыни Anabasis ammodendron. Саксаул, по-видимому, вытеснил тамариск, так как последнего не было видно.
Вдруг послышался крик Ислам-бая, который шел впереди: «Су, су!» («Вода, вода!») Действительно, в глубокой, извилистой борозде находился настоящий пруд, затянутый толстым льдом. Мы прибавили шагу, и, когда добрались до места, люди немедленно прорубили прорубь, припали к воде и стали пить. Тут же, в роще из старых великолепных тополей, разбили лагерь. Люди устроили два больших костра, которые и осветили весь лес.
Теперь все опять было хорошо, но еще лучше стало, когда мы расслышали вдали лай собак. Ахмет и Касим поспешили в ту сторону. Возвратились они не скоро, но зато с тремя людьми. На следующий день мы продолжали путь с проводником к северо-востоку и перешли около Тереса через Яркенд-дарью (Тарим), имевшую здесь 156 метров ширины. Лед был довольно крепок, но под тяжестью верблюдов поддавался и трещал. Их переводили поэтому поодиночке, и видно было, что они сами опасались провалиться и выкупаться. Чтобы распределить тяжесть на большую поверхность, они инстинктивно вытягивали ноги как можно дальше, а голову пригибали к самому льду, чтобы не разбиться об лед, если б случилось провалиться.
В селении Чимен мы снова нашли кров в примитивной лачужке. Ахмет и Касим были вознаграждены за свои большие услуги мне и должны были вернуться отсюда по руслу Хотан-дарьи в Тавек-кэль. Я привязался к этим славным охотникам, и мне тяжело было расстаться с ними. Кроме платы китайским серебром, я отдал им обоих ослов и дал продовольствие на весь обратный путь до Тавек-кэля. Я поручил им также доставить в Хотан шкуру дикого верблюда, и они честно исполнили поручение.
Вступив 23 февраля в Шах-яр, мы закончили 41-дневный переход через пустыню Такла-макан, во время которого сделано было много неожиданных открытий. Я до малейших деталей занес на карту течение Керии-дарьи, установил факт существования диких верблюдов в пустыне к северу от Керии-дарьи, нашел полудикое пастушье племя и открыл развалины двух древних городов. Если первое мое странствование по пустыне Такла-макан было несчастливо, то второе представляло целый ряд удач. В первое путешествие мы напрасно искали какие-либо следы древней культуры, зато во второе мы убедились, что бесчисленные предания о погребенных в пустыне сокровищах и городах не совсем пустые басни.
В Шах-яре мне пришел в голову смелый план: отправиться прямо на Лобнор вместо того, чтобы возвращаться по знакомой уже нам Хотан-дарье, и, таким образом, сразу же выполнить одну из главнейших задач моей программы.
Разумеется, осуществлению этого плана мешало многое. Снаряжение нашей экспедиции было рассчитано только на 50-дневную экскурсию. Хуже же всего было то, что я не догадался захватить с собой ни одной карты Лоб-нора и оставил свой китайский паспорт в Хотане. К счастью, амбань хотанский выдал мне местный паспорт, действительный в Хотанской области. Намереваясь только пересечь пустыню, я считал этот клочок бумаги бесполезным, но впоследствии он мне очень и очень пригодился. В сравнении с этими важными пробелами недохватки по части одежды и обуви — у нас была взята с собой лишь зимняя, да валенки, — письменных принадлежностей, чаю и табаку можно было считать пустяками.
Но нужда научит извернуться! Я знал наизусть карту Лоб-нора, составленную Пржевальским. Решил я также избегать всяких сношений с китайскими мандаринами, которым могло прийти в голову докучливое желание спросить у меня паспорт. Летнее платье мы могли сшить себе сами в Курле и там же на базаре купить себе кожаную обувь. Бумагу оказалось возможным приобрести в Шах-яре, правда дрянную, но набросанные на ней заметки и эскизы не потеряли от этого своего значения.
Кок-чай, или зеленый чай, тоже нетрудно было достать здесь, а в нужде можно было обойтись и китайским табаком, стертым со зловонным маслом и глиной из какой-то горы в Китае, ради придачи табаку особого привкуса. Ислам купил пшеничной муки, рису, хлеба, яиц и сахару и возобновил вьючные седла верблюдов. Отдохнув два дня в Шах-яре, мы готовы были снова выступить в поход.
Но сначала несколько слов о Шах-яре. Маленький городок этот орошается водами, текущими с гор Тянь-Шаня. Муз-арт-дарья (Ледяного перевала река), текущая оттуда к юго-востоку, делится несколько севернее города на два рукава; один из них направляется в Пяснын-куль (Низменной области озеро), другой течет чуть севернее города, который и орошается выведенными из этого рукава арыками. Около места разделения реки на рукава находится плотина, которая летом принуждает полую воду направляться в озеро, чем и предупреждается наводнение; зато когда вода в реке спадает до минимума, затворы открывают, и вода из озера течет к городу на пользу окрестным селениям и полям.
Шах-яр (Царская терраса) управляется беком, двумя мин-баши и несколькими юз-баши. Первый из названных, Темир-бек — «железный предводитель», заговорил со мной свысока, так как у меня не было паспорта, пытался помешать мне продолжать путь и запретил подвластным ему жителям служить мне проводниками. Мы, однако, перехитрили его благодаря магической силе китайского серебра.
26-го караван наш из трех верблюдов и четырех людей оставил Шах-яр. Когда возделанные окрестности города остались позади нас, мы вступили в обширную степную полосу, где в изобилии попадались стада с пастухами. Сначала мы направились к юго-востоку и достигли Тарима, называемого здесь Уген-дарьей. 27 февраля мы шли то лесом, то открытыми луговинами, покрытыми пастушьими стойбищами, направляясь к лесной области Иолбарсбаши (Начало местопребывания тигров). Здесь мы заночевали около пастушьей «сатмы». Один из пастухов сообщил нам, что далеко в глубине пустыни находятся развалины города, которого никто не видал, но о котором ходят рассказы. Называется он Шар-и-кётек, т.е. «Город в мертвом лесу».