В сердце и в памяти
Шрифт:
На рассвете мы выступили. Но только начали подходить к поляне, немцы открыли ураганный огонь. Били не только из автоматов и минометов. Они успели подтянуть артиллерию и танки. Все же дорогу удалось освободить, и по ней прошло несколько санных обозов в 154-ю дивизию. Но успех был недолгим. Немцы снова замкнули кольцо окружения.
Из боя за лесную поляну я вышел в таком виде, что генерал Терешков удивленно спрашивал:
— Неужели цел?
— Цел. А что? — не понял сразу.
— Да осмотри себя, капитан.
Осмотрел и
Там Гордиенко собрал офицеров штаба и командиров батальонов.
— На ночь назначен прорыв. Поднять всех, кто еще способен идти, будем пробиваться к своим, — объявил он.
Будто что-то оборвалось у меня внутри. Стал просить командира полка:
— Не оставляйте, лучше пристрелите.
Гордиенко нагнулся, обнял меня. Потом позвал:
— Старший лейтенант Таранников!
— Я! — отозвался заместитель начальника штаба полка.
Командир полка редко обращался к нам по имени-отчеству, а сейчас говорил Таранникову:
— Саша, с Воробьевым вы старые друзья, еще по коннице. Надеюсь, ты сумеешь сохранить жизнь капитану.
— Не беспокойтесь, товарищ майор, сохраню, — взволнованно ответил Таранников.
Мы, действительно, были с ним старыми друзьями, с тридцатых годов. Вместе служили в 4-й Донской казачьей дивизии.
Таранников взял себе в помощники завделопроизводством штаба полка П. М. Степочкина и двух писарей. Меня положили на плащ-палатку и понесли. А впереди — уже жаркий бой. Немцы осветили все вокруг ракетами и били, били из автоматов и пулеметов почти в упор. У прорывающихся основное оружие — штыки и приклады.
Как готовился прорыв, о подробностях ночного боя я, конечно, узнал позднее.
…Командир группы генерал А. Д. Терешков вызвал к себе командира 473-го стрелкового полка М. П. Краснопивцева и командира разведроты В. А. Вьюникова.
— Вы будете в авангарде своей дивизии, — сказал он. — Ваша задача: ночной атакой сломить сопротивление противника в долине реки Пополта и соединиться с главными силами нашей армии.
Для операции отберите самых смелых и выносливых.
Первыми двинулись вперед разведчики Вьюникова. Шли без дорог, по колено в снегу. За ними отряд прорыва полковника Краснопивцева, а в метрах в ста он него — остальные.
Главный опорный пункт у фашистов на Пополте — село Вышняя. Расположение его очень удобное — на возвышенности, с обширной зоной обстрела. И когда противник осветил ракетами подходы к деревне, атакующие были, как на ладони.
Но выбора нет, только путь вперед. Краснопивцев сам возглавил атаку. В этом бою он и погиб, прошитый очередью из автомата. Но группа прорыва вышла из окружения. На следующий день, 14 февраля, все сосредоточились
В том бою погибли еще два командира полков нашей дивизии: 510-го стрелкового — майор А. Гордиенко и артиллерийского — подполковник Э. Браже.
…В эту ночь нашей группе не удалось выбраться из вражеского кольца. И следующий день мы пролежали в густом ельнике, в снегу. Гитлеровцы прочесывали лес. С криками, непрерывно ведя огонь из автоматов, проходили совсем рядом.
А мне виделись совсем другие картины — тоже охота, только не на людей.
…Меня, мальчонку, брат отца Александр Федорович, страстный охотник, всегда брал с собой на охоту — и на волков, и на лис, и на зайцев, и на горностая. Но больше всего я любил охоту на косачей. В ноябре, декабре выезжали мужики из нашей деревни Воробьево обычно километров за 20—30 в леса. Ставили в облюбованных местах шалаши, балаганы, размещали на ветках деревьев чучела-приманки.
«Косачи, косачи», — шепчу я. Надо мной лицо Таранникова. Двигаются губы, Саша что-то говорит — не могу понять. Горит голова, в ушах какой-то свист. Ах, это же не Таранников, а мой дядя. Свистом подманивает косачей к чучелам. Значит, и мне надо свистеть.
Только где же косачи? Вон они, как раз надо мной. Качаются на сосновых ветках. Но почему розовые? И все увеличиваются в размерах. «Все равно надо свистеть», — решаю я. Тяжелая рукавица Таранникова закрывает мне рот.
— Миша, что с тобой? Перестань, — шепчет он. — Немцы же вокруг…
Значит, я бредил. Этого еще не хватало.
Все же до ночи пролежали под спасительными елями. У нас карта, компас. Намечаем маршрут. С наступлением темноты трогаемся и… напарываемся на немецкий караул.
Фашисты открыли отчаянную стрельбу, ранили одного из писарей. На огонь не отвечаем — нечем. В наганах всего по одному патрону — для себя, когда придет последняя наша минута…
Положение группы еще более ухудшилось. С двумя ранеными передвигаться намного сложнее. Все же к рассвету подошли к деревне Ситское. Она занята противником. Возвращаться в лес уже нет сил.
— Что будем делать, товарищ капитан? — обращается Таранников.
Когда группа в сборе, он всегда подчеркивает, что я старше по званию.
— Что делать? — переспрашиваю. — Сколько дней питаемся одним снегом. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Давай вон в тот сарай. Может, чего раздобудем там.
Саша вернулся возбужденный, довольный: в сарае никого нет.
Устроились как нельзя лучше. В конце сарай до самой крыши забит соломой. Вырыли вместительную нору, залезли в нее, лаз завалили соломой. Лежим, ожидая начала сумерек. Изредка перебрасываемся короткими фразами. О том, что отлично устроились. О том, что еще бы лучше было, найдись у кого-нибудь в карманах по сухарю. Ну хотя бы два — на всех.