В Шторме

Blank Pax

– Ты будешь драться? – неровным шепотом спросил Палпатин своего джедая.

– Вы хотите этого?
– даже сейчас мальчишка не велся так легко, не соглашался быть используемым - как всегда использовался его отец.

Палпатин улыбнулся этому забавному различию.

– Ты будешь драться?
– повторил он…, и мальчишка медленно перевел глаза на отца.

Вейдер взглянул вниз…

Он носил лайтсейбер -

он носил меч в присутствии Императора.

В зале, когда они встретились, Люк стоял к нему другим боком, и потом – когда шли сюда – тоже, поэтому, возможно, Вейдер и не заметил меча, и сейчас ему только оставалось упрекать себя за глупость и за нехватку концентрации, за то, что позволил потрясению от случившихся в сыне перемен ограничить понимание ситуации.

Император улыбнулся, ощущая эту досаду; ему даже не нужно было поворачиваться к старому приспешнику, чтобы посмотреть на него - зачем полагаться на столь ограниченные органы чувств? Сила давала более объемное зрение, более глубокое понимание эмоций и наступающего осознания Вейдера.

– Боюсь, вы позволили своим желаниям затуманить ваше восприятие, Лорд Вейдер. Ваша постоянная слабость, - дал быструю оценку Палпатин – он всегда прибегал к этому приему, чтобы усилить чувство ничтожности в тех, кто был рядом и подчеркивая тем самым свое превосходство. Он произнес это, не оборачиваясь и не спуская глаз со Скайуокера, зная, что его близкое нахождение к мальчишке выбивало Вейдера из колеи.

– У вашего сына нет такого недостатка, хотя он очень своенравен и упрям, и весьма неуступчив. Он так тяжело и долго боролся. Потребовалось очень многое, чтобы сломать его.

Вейдер хранил молчание, желая избавиться от навалившегося пресса самобичевания и беспокойства при виде стиснутых челюстей сына и едва уловимой вспышки эмоций в ледяных глазах.

Палпатин улыбнулся - да, так легко ведомый и настолько предсказуемый. Но он всегда был таким. Его сын был другим – он требовал постоянной борьбы, неся в себе захватывающее противоречие и обладая непредсказуемым диким нравом.

– Разве вы не ощутили этого, Лорд Вейдер? Момента, когда ваш сын сбился с пути истинного? Это было так… возвышенно, - задумчиво протянул Палпатин, не в силах отвести восхищенный взгляд от своего джедая, вновь погрузившись в те переживания.
– Первая кровь всегда так вдохновляет, друг мой. Вы помните?

Он помнил. Помнил слезы вины и ее отрицания, оставляющие жгущие следы на лице в безмолвии пустынного, разрушенного Храма, когда внутри не осталось ни одной живой души, ни одной мысли, способной сломать душащую тишину - способной заглушить вопль, идущий изнутри. Помнил ужас от осознания того, что сделал, помнил, как упал на колени от чувства бесповоротного краха и оцепенелого принятия своей судьбы, в тиски которой загнал себя.

Он увидел, как едва заметно напряглись мышцы его сына, и ощутил новый беспокойный укол острой боли, узнавая те же шрамы, свежие и кровоточащие, и выжигающие душу.

Вейдер так хорошо знал эти чувства; знал, как сила, теряясь в шипящей массе Тьмы, вкрадчиво окутывающей тех, кто касался

ее, становилась слабостью. Шрамы были слишком глубокими, чтобы соскоблить их с совести, чтобы убрать вину и отделить действия от последствий, и Тьма избавляла от этих мучительных, сковывающих эмоций.

Но взамен она забирала все остальное – жизнерадостность, спокойствие, безмятежность. Все убеждения и все свое милосердие отдавались в поисках утешения и смягчения боли, и ты оставался изолированным и отчужденным, навсегда одиноким в пустоте Тьмы.

Все это, каждый свой вынужденный шаг по тому пути, он видел теперь отраженным в глазах сына, одновременно неистовых от обвинения и все же лишенных настоящих эмоций, провалившись в пустоту души.

Взгляд Вейдера перешел к обтянутому болезненной кожей Мастеру. Тот пристально наблюдал за ним, ожидая… некой реакции, понял Вейдер - и вспомнил, что здесь происходило. Почему он здесь. И что Палпатин в действительности хочет от него.

– Мы не будем драться ради вашего развлечения, - вымученно, но совершенно уверенно произнес Вейдер.

– Моего? Вы неправильно понимаете ситуацию, Лорд Вейдер. Я здесь только в роли наблюдателя, - улыбнулся Палпатин. Насколько предсказуем стал Вейдер - возможно, действительно, пришло время для перемен.
– Не я выбрал это поединок, друг мой.

Император многозначительно взглянул на мальчика, зная, что Вейдер сделает то же самое. Скайуокер не двигался и не реагировал вообще под напряженным взглядом отца. Ни малейшего следа вины в великолепных глазах цвета синего льда.

И когда Вейдер взглянул в них – в эти глаза, так похожие на его собственные… понимание почти физически ударило его, кроша последние черепки надежды в душе… Он побледнел под маской, и знал, что Император ощутил все это.

Прекрасно оценивая обстановку, Палпатин продолжил:

– Для моего павшего джедая пришло время идти вперед. Обрезать последние нити, связывающие его со старой жизнью, и вырубить себе место в моей Империи - которой он принадлежит.

Вейдер не спускал глаз с Люка, зная, что Император говорил как с ним, так и с мальчиком. И хотя лицо Люка оставалось твердым и суровым, не выказывающим никакого страха, он все же был вовлечен в то, что происходило. Храня молчание, он стоял, повернув плечи, в настороженной, боеготовой позиции.

Но большего не предпринимал…

– Этого хотите вы – а не он, - обвинил Вейдер Палпатина, не в силах остановить легкое движение руки по направлению к сейберу в ответ на язык тела мальчика.

Увидев это, его сын скорректировал собственную позицию. Напряжение нарастало. Вейдер чувствовал, как меняется, натягиваясь струной положение его тела, как бы сильно он ни пытался сбросить накал эмоций.

– Мы не будем драться, - он вложил всю свою мощь в эти слова, жаждуя всем сердцем, чтобы они стали реальностью, и пытаясь обрести контроль. Но это намерение оттолкнулось от ментальных щитов сына, нисколько не затронув того.