В сладком плену
Шрифт:
Вскоре капитан позволил выпустить светловолосую пассажирку, которая сразу показалась ему осунувшейся. Каролина исподлобья взглянула на своего тюремщика, однако, наученная горьким опытом, благоразумно промолчала.
В темной каюте у нее было достаточно времени, чтобы понять, что в ее бедах виноваты Реба Тарбелл и Рэй Эвисток, а заодно осмотреть свой на удивление большой багаж. Обнаружив в коробках вещи подруги, Каролина немного позлорадствовала.
Видимо, пока она разговаривала с миссис Тарбелл, слуги наспех упаковали всю имеющуюся в комнате одежду.
Потом она закрыла коробки, твердо решив вернуть их Ребе.
Но горечь поражения постепенно усиливалась, Каролина подумала, что хозяйка все равно не станет печалиться об этих нарядах и, кроме того, заслужила маленькое наказание. Могла бы вступиться за подругу и рассказать матери правду.
Впрочем, она виновата сама. Реба, конечно, преследовала собственные цели, но зачем было слепо подчиняться ей? Почему она сразу не отказалась от этой постыдной роли? Так стоит ли осуждать Рэя? И все же нельзя простить ему, что он бросил ее в лабиринте, ведь наказание не соответствовало вине!
Очевидно, Рэй не любил ее, иначе бы непременно вернулся…
Томас… вот кто действительно беспокоится о ней, вот кто заслуживает ее любви. А она изменила ему… почти.
Чувствуя, что именно Рэй оказался победителем, девушка подумала о нем с неприязнью. И однажды, стоя туманным холодным утром на палубе, Каролина сказала себе, что именно он виноват абсолютно во всем. Это из-за него она попала на борт проклятого корабля! Девушка в ярости сорвала медальон и швырнула его в море. Золотая безделушка, как и сам Рэй, навсегда исчезла из ее жизни.
Каролина несколько секунд вглядывалась в молоко тумана и вдруг заплакала; порвалась ниточка, связывающая ее с Рэем, теперь ей легче ненавидеть этого человека. И чем больше росла в ней злоба на Рэя Эвистока, тем милее становился ей лорд Томас. Она не могла дождаться, когда снова увидит его, и решила любым способом вернуться в Лондон, чтобы принадлежать возлюбленному. По собственной воле.
Эти мысли не покидали девушку до конца путешествия.
Когда «Летящий сокол» бросил якорь в Чесапикском заливе, капитан лично доставил Каролину к удивленным родственникам.
По пути она пыталась убедить его разорвать письмо миссис Тарбелл, но капитан очень боялся хозяина. Сойдя на берег, он с достоинством последовал за девушкой, которая выскочила из шлюпки и побежала к отремонтированному дому.
Петиция встретила их на крыльце, удивленно взглянула на дочь и сразу повернулась к капитану, который немедленно вручил ей письмо. Каролина топталась на месте, пока мать быстро пробежала глазами послание и без всяких комментариев предложила капитану стакан портвейна. Но тот отказался, сославшись на дела.
Когда он ушел, Летиция окинула дочь взглядом и сказала:
— Ты похудела. И повзрослела.
«Однако вряд ли поумнела», — добавила она про себя. Дальнейшему разговору помешала Вирджи, которая с сияющими глазами бросилась обнимать сестру.
— Ой, как здорово, что ты приехала! — воскликнула она и, схватив Каролину за руку, повела в дом, где почти не было мебели. — Мы уже перевезли все, кроме самого необходимого. Мама не хочет окончательно переезжать, пока из нового дома не выветрится запах краски. Ты же знаешь, как она ненавидит его!
— А Фло и Делла? — спросила Каролина.
— Они у тети Пет. Мама решила, что не стоит мучить их.
Они приедут в Левел-Грин. Они так выросли, уже почти настоящие юные леди.
Вирджиния трещала весь день, пересказывая сестре местные новости, а та радовалась, что ей не пришлось сразу объясняться с матерью. Но Летиция и сама была очень занята.
— Как поживает Сэнди Рэндолф? — спросила Каролина за Обедом, потому что сестра ни разу не упомянула о родственнике матери.
— О, с ним все в порядке, — ответила Вирджи, — просто мы редко видим его. Последнюю неделю не только слуги, но и мы с мамой без остановки стирали и мыли все на свете, потому что вещи, которые мы берем с собой, должны быть абсолютно чистыми, выстиранными и отполированными!
«Значит, мама сменила прогулки с Сэнди ва хлопоты по хозяйству», — подумала Каролина, взглянув на другой конец стола, где сидела Петиция, явно раздраженная ее вопросом.
Только после обеда она позвала Каролину в библиотеку, чтобы переговорить наедине, и девушка ощутила привычную дрожь.
Летиция долго разглядывала дочь, потом небрежно взмахнула письмом.
— Женщина, которая это написала и самовольно отправила тебя домой без моего разрешения, считает тебя непорядочной девушкой, — резко сказала она. — Ты действительно стала такой?
— Конечно, нет.
— Она заявляет, что ты отбила жениха у ее дочери.
— Да, но Реба хотела выйти замуж за маркиза, а он был женат. Хотя все равно ничего не получилось, даже когда его жена умерла в Италии…
— Избавь меня от подробностей. Очевидно, твоя Реба — просто глупая выскочка.
— Ее мать еще хуже, — буркнула Каролина.
— Не сомневаюсь. Она пишет, что ты шаталась по Лондону в мужском костюме и играла в кости!
— Только один раз.
Тень улыбки скользнула по губам матери.
— Мне всегда хотелось сделать нечто подобное, — пробормотала она, — А ваша наставница? В письме говорится…
— По поводу миссис Честертон она, вероятно, права. Все родители забрали дочерей из пансиона.
— Да? В таком случае я весьма обязана автору письма за предупреждение, хотя гнусные обвинения в твой адрес не позволяют мне выказать этой женщине благодарность. Постарайся избегать подобных людей. — И Петиция швырнула письмо в камин, перейдя к новой теме:
— Когда Вирджи распаковала твои вещи, я, признаться, поинтересовалась ими и должна сказать, что ты хорошо распорядилась теми деньгами, которые я тебе высылала. Хотя поначалу у тебя совсем не было средств, поскольку ты отдала золото сестре. А потому у нас есть о чем поговорить.