В сладком плену
Шрифт:
— Ни до одной женщины? — настаивала она.
— Была одна. Испанка.
Больше Келлз ничего не сказал, а Каролина не стала расспрашивать. Вдруг она вспомнила: «Четки в шкафу! Наверное, они принадлежали той девушке».
— Испанка, — пробормотала она. — Раз вы воюете с Испанией, то не сможете к ней вернуться.
— Да.
Все это случилось давно, но рана от той несчастной любви еще саднила, ему не хотелось бередить ее.
— Мы оба что-то потеряли в жизни, — печально сказала девушка, отчего сердце у Келлза сжалось.
Некоторое
Когда они уже ехали домой, Каролина несколько раз улыбнулась и, кажется, простила ему свое пленение.
— Келлз, почему вы решили стать буканьером?
— Из-за женщины, — честно признался он.
Каролина резко повернулась в седле:
— Из-за той испанки?
— Я любил ее. — Голос звучал жестко, глаза походили на окна в преисподнюю. — Из-за того что я любил ее, они ее убили. С тех пор испанские доны расплачиваются за это своей кровью и своими богатствами.
Выражение его лица было столь устрашающим, что Каролина не решилась приставать с новыми вопросами. «Месть без границ, — содрогнулась девушка и тут же подумала почти с ревностью:
— Наверное, он сильно любил испанку. Но она умерла, и ему никогда не вернуть ее. К тому же годы изменили его. Как и меня». Действительно, теперь Каролина чувствовала себя уже не Каролиной Лайтфут, беззаботной красавицей из Виргинии. В нее вошла Кристабель, Серебряная Русалка карибских буканьеров.
Тортуга изменила их обоих.
Шли дни. Участились тропические дожди, которые барабанили по нервам не слабее, чем по крыше, и по мере того как близился отъезд Келлза, росло раздражение Каролины.
Однажды, бесшумно проходя по коридору, она услышала голос Хоукса, мрачно разговаривавшего с кем-то у входной двери.
— Да, плавание снова отложено на другой день, — ворчал он.
— Как так? — Голос его собеседника Каролина не узнала.
— Причина одна: капитан Келлз не может оставить Русалку. И не хочет брать ее с собой, боится, как бы мушкетная пуля не испортила ее красивые волосы.
При слове «русалка» Каролина сразу остановилась.
— Ты не можешь отрицать, что она красавица, Хоукс.
Каролина не стала дожидаться ответа и потихоньку удалилась.
Неужели правда? Неужели она действительно имеет над этим человеком какую-то власть? На ум сразу пришли воспоминания об Эссексе, о Ребе, о заснеженном лабиринте, о той лжи и хитростях, встававших между ними на Тортуге. Нет, Келлз продолжает удерживать Серебряную Русалку лишь потому, что она в глазах буканьеров — символ его превосходства, а еще потому, что каждый вечер ему нравится дополнять ею интерьер своей «английской» столовой. Так легче представлять себя в Эссексе, английским джентльменом.
— Почему вы остаетесь тут, Келлз? — приступила к нему с расспросами Каролина. — Вы же англичанин. Почему бы вам не вернуться и не жениться на ком-нибудь вроде Ребы?
— Я бы так и поступил, если бы не встретил Серебряную Русалку.
— Нет, просто вы буканьер, это у вас в крови! Вы никогда не расстанетесь с морем.
Она знала, что не права, но ей хотелось вывести его из себя.
Она снова надела красное платье, чтобы взбесить Келлза.
— Почему вы не отпустите меня? — закричала Каролина. — У нас же нет общего будущего!
— Я бы вернул вас самому дьяволу, если бы вы принадлежали ему.
— Если я кому-то принадлежу, то лорду Томасу Энгвину! — выпалила она. И напрасно.
— Вы так думаете? — холодно спросил Келлз.
Каролина угадала его намерения и хотела бежать, но буканьер, мгновенно схватив ее за руку, притянул к себе. Его губы прильнули к ее рту, потом он начал целовать ее лицо, глаза, шею, спускаясь к груди. Когда он наконец отпустил ее, ноги у Каролины подкашивались, ей пришлось опереться на стол.
— То, чего вы от меня хотите, вам придется брать силой, — мрачно заявила она. — Пока я ваша пленница, я ничего не дам по доброй воле.
— Вы сами вынудили меня, — ответил буканьер и отвернулся, словно не мог смотреть на нее.
Но как только она ушла, Келлз попытался унять вспыхнувшее в крови пламя. Держа ее в своих объятиях, он представил, что Каролина так же пылко любит его. Представил, как они вернулись туда, где снова могли быть Рэем и Каролиной, где он проведет остаток дней в лучах ее улыбки, представил чудесных детей, таких же светловолосых.
Келлз нахмурился: она заставила его думать о женитьбе. А женитьба, особенно на этой беспечной холодной девушке, не входила в его намерения. Келлз вздохнул.
Он совсем пропал, только надеялся, что Каролина об этом не узнает.
Целый вечер он просидел один, в темноте, глядя в пустоту, мечтая о том, чего никогда не будет.
А Каролина, гораздо более взволнованная его поцелуями, чем хотела себе признаться, вбежала в свою комнату и упала на кровать, чтобы унять слезы.
Несмотря на свои попытки закрыть глаза на правду, она знала, что с каждым днем все больше влюбляется в проклятого буканьера, изменяя лорду Томасу. Выходит, она такая же изменница, как и ее мать. Каролина вздрогнула. Пожалуй, впервые в жизни она призналась себе, что ее мать — неверная супруга.
Положив голову на руки, девушка заплакала от стыда и горя. Чем она лучше матери? Ведь той ночью, в объятиях Келлза, ее тело выгибалось от наслаждения. Она же не хотела этого… Господи, нет, она только изображала страсть… которая стала настоящей и потрясла ее до глубины души! Она перепутала страсть с любовью!
То, что произошло между ней и Томасом, не было в глазах общества браком. Но придя в его объятия, она навеки связала себя с ним. Пусть это было давно и на другом конце земли.
Неужели ей никогда не обрести покоя? Неужели, взглянув в зеркало, она никогда не увидит в нем честную женщину, которой нечего скрывать?