В следующей жизни
Шрифт:
Поднимаю голову – он елозит на стуле, взгляд тревожный.
– Неплохо, – отвечаю, – но я должна прочесть еще хотя бы пару заметок, чтобы составить четкое представление о твоем слоге. – На самом деле, я уже все поняла, но мне хотелось его потомить. Как-то нужно бороться с этой его непомерной самоуверенностью. А, может, наоборот, ей нужно поучиться. Мне ее явно не хватает – иду путем сомнений.
– Пиццу будешь? – киваю. – А пиво?
– И пиво.
Снова
Нам принесли пиццу и пиво.
– Хорошо, я позвоню завтра своему приятелю с телевидения и договорюсь о встрече. – Резюмирую я.
Что за нелепая ситуация, почему я сейчас выступаю в роли какой-то покровительницы? Я хочу быть женщиной, хочу быть слабой, хочу, чтобы этот мужчина, сидящий напротив, за мной ухаживал. И если он предложит разделить счет, мне, видимо, придется застрелиться. Потому что тогда я потеряю уважение и к себе, и к нему.
– Спасибо! Спасибо! – заверещал он.
– Пока не за что. – Отрезала я. – Давай свою пиццу, очень есть хочется.
Стреляться мне не пришлось – он заплатил за меня.
Мы шли по улице. Дул северный ветер. Он кружил мою длинную клетчатую юбку, бесстыдно заглядывал под нее. Я дрожала от холода.
– Ты совсем замерзла, – сказал Алеша, – и робко обнял меня за талию и прижал к себе. – Так лучше?
– Так значительно лучше. – Я рассмеялась.
Пошел снег. Мы прибавили шагу.
– Вот мой дом, – сказала я, когда мы подошли к моему подъезду. – Спасибо за прекрасный вечер.
– Это тебе спасибо, – отвечает он. Молчит, смотрит мне в глаза, покусывает губу, будто хочет сказать что-то еще, но не может решиться. – Я…я… Ладно, я скажу. Я слегка пьян и отчаянно смел, – он усмехнулся. – Я придумал всю эту историю с телевидением, потому что не знал, как тебя снова увидеть. Ты… – Он заглянул мне в глаза. В его глазах отражался свет фонаря, а на лице таяли снежинки. – Ты мне очень нравишься.
– Так я могу не звонить своему приятелю?
– Почему же? Звони. Глупо упускать такой шанс. – Он рассмеялся. – Но то, что я тебе сказал – правда. Пойдем завтра в кино?
– Я подумаю, – ответила я надменно, но сама чуть не взорвалась от радости. О таком повороте событий я даже мечтать не могла. – Мне пора. Спокойной ночи.
Он смотрит на меня, будто ожидает чего-то. А я разворачиваюсь и ухожу. Прежде чем за мной захлопнулась дверь, я услышала разочарованный вздох Алеши.
Я ему нравлюсь. Я ему нравлюсь! Кажется, я так и заснула с глупой счастливой улыбкой на лице.
Царствие небесное. Сектор досудебного ожидания.
На следующее утро после похорон в Алешину дверь постучали. Стучали настойчиво и громко. Алеша проснулся, открыл глаза, несколько минут не мог понять, где он находится. Что за красивая белая комната? Почему за открытыми огромными окнами шумит океан? Ах, да, он умер и теперь находится в месте, похожем на рай. Вот уже который день он не может привыкнуть к тому, что умер. Кто это там стучит? Он вскочил с постели и как был в одних трусах, кинулся вниз.
За дверью стояли два господина в похожих серых костюмах, голубых сорочках и синих галстуках. Одного из них Алеша узнал – толстяк, который присутствовал на его похоронах. Помощник адвоката, вспомнил он. Второй – высокий широкоплечий мужчина лет тридцати пяти. Его черные волосы с редкими прожилками седины тщательно прилизаны каким-то гелем. Глаза пронзительно синие. Наверное, именно поэтому он и носит синие галстуки – они подчеркивают цвет его глаз, – подумал Алеша. А тот второй, наверняка, ему просто подражает. У него-то глазки цвета неопределенного, да и не видно их почти за валунами жира. Оба господина тоже смотрели на Алешу с интересом и явным неодобрением. Высокий даже брезгливо поморщился, глядя на Алешины трусы. Нормальные трусы, подумал Алеша, ничего особенного, всего лишь позы из Кама сутры нарисованы. Они же мужчины, и должны понимать. Он все же смутился.
– Прошу прощения, – побормотал он и спешно наколдовал себе шорты с пальмами и белую майку. Это первое, что пришло ему в голову.
– Вот так-то лучше, – заявил длинный неожиданно высоким голосом. Это разом перечеркнуло весь его мужественный образ. – Можно войти?
– Входите, – ответил Алеша и отступил на несколько шагов вглубь своей гостиной, освобождая проход. – Присаживайтесь, – он указал рукой на белый кожаный диван, а сам плюхнулся в белое кресло.
Толстяк развалился на диване, закинул ногу на ногу, ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.
– Ну и жарища в вас тут, – гаркнул он. Его голос вполне мог бы принадлежать какому-нибудь пехотному генералу. Алеша вздрогнул. Ему захотелось вскочить, вытянуться в струнку и резко сменить жару на холод. – Обязательно нужно было в тропиках селиться? – Он утер пот со лба носовым платком, на котором неумелыми стежками была вышита ромашка. Алеша посмотрел на платок с изумлением. Толстяк перехватил его взгляд и рявкнул, – подарок дочери! – Потом добавил мягче. – Воссоздал по памяти. Дочь уже старушка, но пока жива, а я-то помню ее семилетней девочкой. В первый класс ходила, когда я умер. – Тем же платком толстяк утер слезинку, выскользнувшую из складок жира там, где у него были глаза.
– Что за непозволительная сентиментальность, Семен Аркадьевич? – пропищал длинный и посмотрел на толстяка гневно. Тот вжался в диван и будто бы стал меньше. – Позвольте представиться, – обратился он уже к Алеше, – Иван Петрович, ваш адвокат. А это мой помощник Семен Аркадьевич. Мы, соответственно, призваны защищать вас в суде. – Семен Аркадьевич отчего-то хохотнул. Иван Петрович строго на него посмотрел. Тот закашлялся. – Вы, коллега находите суд смешным или нашу работу в суде?
– Нет, – рявкнул Семен Аркадьевич. – Так, вспомнилось. Смешной случай. Помните, мы маньяка и душегуба одного защищали?