В смысле, Белоснежка?!

Разумовская Анастасия

– Серебряных?! – возмутился Кот. Бровки его поднялись домиком. – В смысле, серебряных? Это за племянника-то короля и последнюю из королев? Серьёзно? Вот жмотина Снежка!

Он был искренне обижен, даже доел завтрак совершенно без аппетита. А затем направился во вторую половину.

– Бертран, – позвала я, – что дальше будем делать?

Кот обернулся. В глазах – вселенская обида. Передёрнул плечами:

– Лично я – мыться. И спать.

– Ко-от, – тихо позвала я, а потом подошла и положила руки ему на плечи, – заканчивай обижаться!

–

Я ещё даже не начинал.

– Бертра-а-ан!

Он выдохнул, взглянул на меня. Взгляд потеплел.

– Вечером, когда начнёт смеркаться, пойдём в замок. Сейчас слишком светло и опасно.

Я чмокнула его в щёку. Бертран отстранился и вышел.

– Мужики – все идиоты, – резюмировала Рапунциль, внимательно наблюдавшая за нами. – Поможешь мне собрать насос?

И я стала помогать.

За это утро мы очень сдружилась с Мари-Элизабет. Она показала мне откуда брать дрова, воду, продукты и всё, что было нужно для жизни – на первом этаже башни, где оказался склад всякого разного. К моему удивлению, тут был даже порядок. Не считая своего предвзятого отношения к мужской половине человечества, Рапунцель оказалась вполне мила и доброжелательна.

К обеду мы собрали страшный с виду агрегат, оказавшийся лишь мини-моделью, к тому же без двигателя. Две огромные ноги, два громадных колеса, которые вращали эти ноги-рычаги, или лебёдки. Рапунцель насвистывала и грызла карандаш. Мне вдруг стало жаль, что я так плохо соображаю в физике и технике. Как много всего я могла бы ей рассказать!

– А что у нас на обед? – жизнерадостно поинтересовался Бертран, появляясь на пороге. Потянулся, сладко зевнул. В красных волосах торчали соломинки.

Точно! Обед! Я совсем забыла!

– Чё приготовишь, то и будет, – фыркнула Мари. – Очаг там.

Бертран с упрёком взглянул на меня, затем подошёл к окну, сбросил косу и был таков.

– Не вздумай только за него замуж выйти.

Я стушевалась под острым взглядом Рапунцель.

– Э-э… И не собиралась даже. А почему, кстати, не выходить?

– Эгоист он до самых пяточек.

– Пяточек?

Мне стало смешно. Я хихикнула, Рапунцель за мной, и вскоре мы едва не катались от беспричинного хохота. Отсмеявшись, изобретательница вытерла вспотевший лоб.

– Бертран только о своей шкуре способен думать. Он с тобой, пока ему с тобой хорошо. Он неплохой парень, не мешает. Я это очень ценю в людях. Но если ему станет некомфортно, Кот сразу уйдёт. Вот как сейчас. Безответственный.

Мне стало не по себе.

– А Румпель?

И тут же пожалела, что спросила. Откуда ей знать Волка?

Однако Мари нахмурилась:

– А этот через чур ответственный. Знаешь, если выбирать между ними, я бы вышла за Кота. Ну и пусть уходит, бросает, гуляет сам по себе. По крайней мере, с ним не тяжело, если изначально только на себя рассчитывать. Румпель – другой. Он как моя маменька: посадит под замок, и будешь век куковать по его указке. Но лучше никого не выбирать.

– Мне казалось, вы с Бертраном друзья...

– Друзья, – согласилась она, спокойно и твёрдо глядя мне в глаза. – Он был ещё котёнком, когда обнаружил мою башню, подслушал, как маманька крякает уточкой и пробрался ко мне. А потом уже постоянно приходил. Это меня очень развлекало и утешало. Но выходить за него замуж я бы не стала. Одно другому не мешает.

– А Румпеля откуда знаешь?

– Ну, ты же не думаешь, что я совсем никогда из башни не вылезаю?

Именно так я и думала. Когда она поняла это по моему взгляду, то рассмеялась:

– Ну ты… Нет, конечно. Я ещё в детстве быстро поняла, когда маменька возвращается, и мы с Котом делали вылазки в город. Тем более сейчас: то шуруп нужен, то гайка, то пассатижи сломаются… Свечи эти опять же… Уж очень быстро сгорают. Масляные лампы, конечно, лучше, но масло тоже быстро заканчивается… Эх, мне б бесконечный источник света!

Я невольно подумала об электричестве. «А мы с ней похожи. Я вот тоже предпочитаю четыре моих родных стены. Даже работаю на удалёнке…»

Бертран вернулся часа через три. Бросил в меня полотняным туго набитым мешком. Хмыкнул, когда я ловко его поймала.

– Лопайте. Меня не будить. Я сам потом всех разбужу, когда будет надо.

И ушёл наверх. В мешке оказалось полно всяческой снеди: хлеб, булка, колбаски, ветчина, копчёные курицы, шпик, головка сыра, запечатанная глиняная бутыль с вином… Я посмотрела на Рапунцель.

– А ты говорила, что он эгоист. Или Кот никогда ничего тебе не приносил раньше?

Девушка пожала плечами:

– Может и приносил. Не помню.

Отрезала ломоть ветчины, сверху – шмат сыра, а «вишенкой» на этот гамбургер закинула копчёную куриную ножку. Я потрясённо уставилась на худую, костлявую девушку. Та не даже заметила моего взгляда. Принялась преспокойно лопать, снова склонившись над разными детальками на своём столе.

Поев, я подбросила дров в камин и вернулась на чердак. Бертран лежал на кипе сена, закинув руки за голову, и что-то тихонько насвистывал. Посмотрел на меня. Я подошла и села рядом. Несмотря на то, что за окном был день, на чердаке царил полумрак, а в ярких, резких столбах света танцевали пылинки.

– Спасибо.

Он вопросительно приподнял брови.

– За еду. Я… не ожидала, если честно.

Кот рассмеялся.

– Знаешь, а тебе и правда идёт короткая причёска. С ней ты немного на мальчишку похожа. Это смешно. И трогательно.

Он коснулся рукой моих волос, потом провёл по щеке.

– Уже не вздрагиваешь, – отметил и прищурился. – Я бы на твоём месте лег и поспал. Может быть, нам предстоит бессонная ночь. В городе облавы, стража бегает по улицам, нас ищет. Белоснежка рвёт, мечет и визжит.

– Откуда знаешь?

– Румпель рассказал.

Я вздрогнула:

– Ты… ты виделся с Румпелем?

– А то.

– Не боишься, что он нас предаст?

– Не. Разве что продаст. Но пятьдесят серебренников для Румпеля – слишком мало. Он очень богат, Майя. Очень. Никто не знает точно насколько.