В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945
Шрифт:
Пелена из пустых мечтаний и самообмана рассеялась, когда 10 июля 1943 года противник высадился на Сицилии. На третий день наступления главнокомандующий войсками на Юге вынужден был признать не только то, что итальянская береговая оборона, включая даже недавно укрепленную базу у Аугусты, потерпела полнейший крах, но и что «германским войскам одним этот остров не удержать» [227] .
Такая оценка была для Кессельринга способом показать свое разочарование не только в итальянцах, которых он яростно бранил, но и в Гитлере – за то, что тот отказался высвободить для обороны Сицилии дополнительные немецкие формирования, собранные тем временем в Южной Италии. Тревога по поводу возможного краха Италии оказалась достаточной причиной для гитлеровских колебаний, но в Риме этого не осознавали, еще меньше осознавали, когда успех десанта привел к внезапному скоропалительному решению отправить эти дивизии туда. Помимо этих двух дивизий и многочисленных частей ПВО, которые уже воевали на острове, теперь на Сицилию спешно отправляли по воздуху или перебрасывали каким-то иным способом еще две немецкие дивизии и другие части. Главное требование Муссолини о поддержке с воздуха и больших подкреплениях для люфтваффе удовлетворялось теперь за счет запада, юго-востока и севера. В порыве запоздалой активности оба диктатора быстро вернулись к нереальным идеям; Гитлер считал, что противника можно сбросить обратно в море, и Муссолини телеграфировал, что «и моральный, и материальный эффект от поражения противника при первой же его попытке проникнуть
227
Военный журнал штаба оперативного руководства, 13 июля 1943 г.
228
Военный журнал штаба оперативного руководства, 11 и 13 июля 1943 г. (телеграмма Муссолини от 12 июля).
Эти заманчивые перспективы вскоре рассеялись как дым, и 13 июля Гитлер издал приказ о том, что принимает на себя командование на Сицилии. Кессельринг все еще хотел продолжать борьбу, но Гитлер постановил, что наша цель должна быть «остановить противника впереди Этны. На долю генерала Хубе, командовавшего 14-м танковым корпусом, выпало приложить максимум усилий для выполнения этого распоряжения, и к нему направили одного офицера ОКВ с устным приказом «ненавязчиво взять на себя все командование на сицилийском плацдарме, полностью оттеснив итальянскую ставку» [229] . Кроме того, был назначен «немецкий комендант Мессинского пролива, и он получил полномочия укомплектовать в случае необходимости своими людьми сохранившиеся итальянские береговые батареи. Таким образом германское Верховное командование – действовавшее из Восточной Пруссии! – непосредственно запустило руку в дела, за которые отвечал штаб, подчиненный итальянскому командованию. Муссолини и его Верховное командование всего лишь направили протест, и ничего более. Гитлер, должно быть, почувствовал, что его действия оправдают, когда узнал через Кессельринга, что Муссолини направил срочное обращение, где указывалось, какие «серьезные последствия для морального состояния как итальянского, так и немецкого народа» могла повлечь за собой потеря Сицилии [230] .
229
Там же, 13 июля. Этот приказ подготовил сам Йодль.
230
См. там же, 14–16 июля 1943 г.
Так небольшой плацдарм у Этны стал жизненно важным пунктом, где решались судьба Средиземноморского театра войны, будущее оси и, возможно, нечто гораздо большее. В этой ситуации Йодль 15 июля лично выдал одну из редких своих письменных оценок. Его цель явно состояла в том, чтобы снова выдвинуть на передний план главную стратегическую картину происходившего; он пошел даже дальше, чем Кессельринг, и категорически заявил, что «насколько можно предвидеть, Сицилию нам не удержать»; мы не знали, продолжал он, станет ли следующей целью противника Сицилия или Корсика, континентальная часть Италии или Греция, но в любом случае наша главная стратегическая задача была прикрывать Южную Италию как рубеж обороны Балканского полуострова. Затем он вернулся к выводу, к которому его штаб пришел, по чисто военным соображениям, 19 июня, на следующий день после печального решения относительно операции «Цитадель» [231] , и заявил, что до тех пор, пока полностью не прояснится политическая ситуация, «было бы безответственным» держать немецкие войска южнее Апеннин, то есть к югу от горного хребта, тянущегося с востока на запад севернее Арно. Первое предварительное условие заключалось в том, чтобы «произвести чистку итальянского военного командования и принимать самые энергичные меры против любого проявления раскола в итальянских вооруженных силах». Вторя многочисленным заявлениям Гитлера того периода, он обвинил «широкие круги внутри итальянского офицерского корпуса в тайном предательстве» и приписал итальянскому Верховному командованию намерение использовать немецкие формирования на итальянской земле «таким образом, чтобы гарантировать их уничтожение». Следуя гитлеровскому примеру, Йодль любил использовать пышные фразы, и в своей эффектной концовке он призвал к «генеральной чистке в Италии в качестве второго этапа фашистской революции», который должен закончиться «устранением нынешнего Верховного командования и арестом всех враждебных нам лиц». Немецкие генералы возьмут в свои руки командование на всех важных участках в Средиземноморье, и их начальником должен стать фельдмаршал Роммель «как единственный командующий, под началом которого охотно служат многие солдаты и офицеры в Италии». Затем шли детальные предложения относительно «единства командования», которое в Италии должно номинально остаться в руках Муссолини, а на Балканах передано немцам. Наконец, было там «требование к Италии», чтобы пополнение итальянских войск на участках, подвергаемых ударам противника, например в Южной Италии, должно обеспечиваться в тех же масштабах и такими же темпами, как и немецких. Это требование оставалось на повестке дня до самого развала оси; оно никогда не выполнялось.
231
См. военный журнал штаба оперативного руководства, 14 июля 1943 г.
В своих военно-политических разделах этот трактат всего лишь повторял взгляды, которые довольно часто звучали недавно в узком кругу, но он дал еще наиболее развернутую картину разногласий, которые, как показывает история, являются неизбежными предвестниками краха любого военного союза. Гитлер испытал ужас перед такими выводами Йодля главным образом из-за уважения к авторитету Муссолини. Вместо этого, он попытался первым делом получить более утешительную картину состояния дел в Италии и затребовал в ставку некоторых военачальников и политиков, которым он доверял. Но в ходе последовавших обсуждений и гросс-адмирал Дёниц, и фельдмаршал Роммель высказали взгляды аналогичные взглядам Йодля; Роммель даже зашел столь далеко, что сказал, что в итальянской армии нет ни одного генерала, на которого он мог бы положиться и который стал бы полностью сотрудничать с Германией. Гитлер мог увидеть, что рушатся все основы его союзнической политики, и показал, что не хочет заниматься самокритикой, заявив просто, что «тем не менее должны быть в Италии стоящие люди, не могли вдруг все стать плохими». Однако ему, казалось, хватило впечатлений, чтобы прийти к выводу, что отныне Германия на Средиземном море одна и единственное, что в ее силах, – это защищать Северную Италию. Он, как прежде, считал, что наилучшим решением будет удержать нашего союзника в рамках оси, при условии, что мы будем всегда уверены в его лояльности. За этим последовали дискуссии с германским послом, которого вызвали из Рима, и принцем Филипом Гессенским, секретным офицером связи с итальянским королевским домом. Отсюда возникло решение добиться ясности путем встречи с Муссолини, которая была отложена после Туниса. Спешно договорились о встрече в Северной Италии. В тот же день, 18 июля, мы отправились в Берхтесгаден. Гитлер теперь отставил в сторону даже тревогу о своей личной безопасности. Однако перед отъездом его убедили отложить объявление о том, что Роммеля выбрали в качестве командующего обороной Апеннинского полуострова, – по просьбе Геринга и германского посла в Риме, которые считали, что знают Муссолини и итальянскую публику лучше, чем Гитлер и Йодль [232] .
232
См. военный журнал штаба оперативного руководства, 17 и 18 июля 1943 г.
Встреча в Северной Италии известна как совещание в Фельтре, по названию города, где находился дом, в котором
Ночь мы провели в Берхтесгадене и ранним утром (из-за угрозы вражеской авиации) приземлились на аэродроме близ Тревизо. Нас принял Муссолини, одетый, как обычно, в темно-серую форму ополчения; затем последовала по крайней мере двухчасовая поездка на машинах, на поезде, а потом опять на машинах, предоставившая нам небольшую возможность для предварительных контактов. По приезде в загородный дом мы собрались неофициально в летнем домике, но только для того, чтобы прослушать бесконечную речь Гитлера. Он коснулся в основном положения с сырьем, сравнительным уровнем вооружения, живой силы и потерь с обеих сторон как прошлых, так и будущих – все это выдавалось в пропагандистском и нравоучительном тоне. Накануне вечером я представил Гитлеру меморандум, основанный на записке Йодля, но без его скрытых политических намеков, в котором под заголовком «Единство командования» перечислялись самые неотложные военные задачи. В речи об этом не было сказано ни слова. Он разъяснил свою позицию в отношении Сицилии и, к большому удивлению своего штаба, заявил, среди прочего, что на остров будут направлены дополнительные немецкие формирования, что «позволит нам наконец предпринять наступление». В этом пункте выступления он, однако, высказал официальное требование обеспечить снабжение войск на Сицилии и повысить боеспособность итальянских вооруженных сил. Если произойдет самое худшее, сказал он в заключение, мы должны продолжить борьбу на континентальной части Италии и на Балканах, где необходимо полностью умиротворить внутренние районы, чтобы высвободить имеющиеся там войска для обороны побережья.
Говорил только один Гитлер. Появился итальянский дежурный офицер с сообщением, поступившим от Муссолини, о том, что в это самое утро западные союзники совершили первый воздушный налет на Рим; Гитлер не обратил на эти новости никакого внимания, и после секундной паузы его словесный поток продолжился.
Весьма смущенные таким ходом «дискуссии», мы отправились затем на ленч, Гитлер и Муссолини завтракали отдельно. Сразу же после этого мы отправились в обратный путь. Мне так хотелось прояснить вопрос насчет организации командования, что при пересадке с машин на поезд я уговорил Кейтеля пройти через железнодорожные пути к Гитлеру, чтобы напомнить ему об этом. Кейтель вернулся с единственным ответом: «Условий для выполнения наших требований нет». Во время нашей поездки на поезде между высокопоставленными представителями немецкого и итальянского Верховного командования имела место некая дискуссия, но волей-неволей им пришлось ограничиться дополнительным обсуждением ряда вопросов, которые уже были подняты Гитлером.
Из последующих сообщений стало ясно, что сразу же после прибытия из Фельтре Муссолини согласился с мнением своих советников и уже 20 июля проинформировал короля, что к середине сентября 1943 года он надеется расторгнуть союз с Германией. Гитлер же вернулся с этой встречи абсолютно уверенный в том, что опять поставил своего друга и союзника на правильные рельсы. Итальянское Верховное командование настоятельно требовало отправки дополнительных немецких войск в Италию, и Гитлер все больше склонялся к тому, чтобы удовлетворить их требования, но при условии получения от Рима в течение следующих нескольких дней гарантий того, что Сицилия будет удерживаться «всеми имеющимися ресурсами» и «до последнего солдата». Затем Италия заявила, что она согласна с новой организацией командования для Балкан, чего так долго добивалось ОКВ. Фельдмаршал Роммель был назван как единственный немецкий командующий, который сможет справиться с ситуацией, если дела в Италии пойдут не по тому пути, но на Йодля так сильно повлияла эта вновь обретенная уверенность в лояльности и решимости нашего союзника, что он предложил Гитлеру назначить Роммеля командующим в Греции, несмотря на то что тот уже давно готовился выполнять свою задачу в Италии. Йодль дал также указания своему штабу отменить приказы насчет планов «Аларих» и «Константин».
Всего лишь два дня спустя из донесений от германского военного представителя в Риме начала вырисовываться совершенно иная картина. Народ там в высшей степени разочарован, говорилось в докладе генерала фон Ринтелена, скромным масштабом германской помощи, о которой было недавно объявлено; это гораздо меньше того, что ожидалось. Перспективы успешной обороны Сицилии оцениваются как «очень небольшие». Кроме того, «все влиятельные военные и политические круги» выразили серьезные сомнения в способности Германии оказать эффективную помощь в «защите от вторжения». Показательно также, что в это же время итальянские военные власти начали с большей настойчивостью требовать передачи всех немецких формирований под их командование. Ситуация показалась еще более странной, когда пришел ряд донесений о том, что в итальянские укрепленные пункты на альпийской границе завозятся боеприпасы, а пограничные гарнизоны находятся в состоянии боевой готовности, тогда как немецкий железнодорожный транспорт останавливают у перевала Бреннер по непонятным причинам [233] .
233
Позднее из итальянских источников стало известно, что с 20 июля их Верховный главнокомандующий планировал сосредоточить итальянский моторизованный корпус в районе Рима и отправить две альпийские дивизии в Тироль.
Наконец, 25 июля особое внимание Гитлера привлекла важная политическая новость о созыве фашистского Большого совета в Риме. За этим последовало сообщение, что «поговаривают, будто дуче убеждают сложить с себя командование тремя видами вооруженных сил» [234] . Все это привело к неизбежной напряженности в германской верховной ставке, и очередное совещание на следующий день явилось в той или иной степени намеренной «демонстрацией решимости». Сначала обсуждалась обстановка на плацдарме у Этны, и было высказано мнение, что его можно удерживать бесконечно, затем говорили об успешных приготовлениях к обороне Сардинии. В этом пункте выступления Йодль представил предложение по общей дислокации сил до осени. В этом документе ОКВ еще раз попыталось заменить скоропалительные решения Гитлера долгосрочными стратегическими планами, в большей степени согласовать политику с оборонительными задачами Германии и усилить, сконцентрировать «оперативные группы», сформированные в Италии и на Балканах, в виде резервов. Это был всесторонний документ, и потому он неизбежно касался Восточного фронта, главным образом ввиду того, что он истощал наши ресурсы, и того, что после поражения под Курском самое лучшее, на что там можно было надеяться, это на стабилизацию обстановки. На Гитлера всегда производила впечатление статистика, представленная в виде графиков, и он сразу же согласился с нашей оценкой ситуации. По поводу Восточного театра он сказал: «Он должен уступить войска. Это совершенно ясно. Здесь [имелось в виду Средиземное море] будут происходить решающие события. Если случится самое худшее, придется доить Восток даже еще больше. Вот так должно быть». Чтобы показать ход своих мыслей относительно Италии, он добавил: «Нам следует непременно быть готовыми быстро сформировать десять – двена-дцать или тринадцать дивизий из обломков итальянской армии» [235] .
234
Военный журнал штаба оперативного руководства, 24 июля 1943 г.
235
Из фрагмента № 13.