В сторону Клондайка
Шрифт:
Однако со временем поведение сыночка стало вызывать удивление у Шоербезена-старшего и у его супруги, миловидной блондинки по имени Клара - они забеспокоились и обратились к врачам и прочим экспертам, включая сюда и одного хипа-хилера, специально прибывшего из Явазеландии. Врачи пожимали плечами: ребёнок как ребёнок, крупный, здоровый, запоров нет, аппетит хороший, витамины жрёт за троих, но безо всяких побочных эффектов, ну задумчивый слегка, не хочет разговаривать и ходить, хотя уже давно должен, - нужно просто подождать, вдруг это новый гений. Вот заговорит - и потрясёт мир до основания. А что, вполне возможно. Вполне. Хипа-хилер пошел несколько дальше: запустил руки глубоко Ларсу в живот, тут же получил от младенца ногой в нос,
Родители развели руками и оставили наследника в покое. А ему того только и надо было. Окружающий мир был отвратителен Ларсу, и для того, чтобы лишний раз его не видеть, мальчик научился отключаться от действительности с открытыми глазами. Домашние по наивности считали, что Ларс думает удивительные думы, вызревает как гений, а он просто болтался бессмысленно в одному ему понятных и доступных видениях. Всякое посягательство на свой покой мальчик воспринимал болезненно: из глубины души, как глубоководное чудовище, поднималась неконтролируемая злоба, охватывала всё его существо и заставляла крепко сжимать хилые кулачки в желании разорвать, порушить и растоптать.
Потом Ларс понял, что в кроватке - на спине, за идиотской пластикатовой решеткой - он очень уязвим, ибо любой может подойти, начать размахивать над ним руками, греметь всякими дурацкими фигулинами и произносить в его адрес речи. И тогда в один прекрасный день Ларс вылез из кроватки, больно ударившись отросшей за время горизонтального существования задницей, и неумело перебрался через весь бокс в темную щель под торчавшей из стены кроватью: предполагалось, что когда он вырастет, то это будет его кровать.
Родители, само собой, изумились - ну как же, три года лежал, а тут на тебе, раз - и нету!
О боги!
Куда делся?!
Ларса довольно быстро нашли в его новом убежище: он, не озаботившись конспирацией, сволок в щель одеяло с кровати и устроил из него вполне удобное лежбище; но на призывы выйти и попытки вытащить Ларс ответил такой неожиданной для родителей яростью, что они оставили сына там, где он есть, отступили на пару метров и принялись совещаться. Ларс с радостью слушал их взволнованные, оторопелые голоса и думал про себя: вот фиг вам, не выйду я отсюда. Потом отец приступил к отпрыску с воспитательной речью, привёл ему разные убедительные, весомые аргументы и красочно расписал достоинства жизни на своих двоих среди таких же прямоходящих; Ларс не ответил ни слова. Тогда в дело вступила мать, воззвала к его сыновним чувствам - и тут Ларс не сдержался. Из опрометчивого опыта с одеялом он уже сделал важный вывод и понял, что ежели хочет быть подальше от мира, не стоит являть направо и налево свои способности; но тут - не сдержался. Ларе ответил матери - глухо и отчётливо: «Да пошла ты… Мамацао [1]!»
С того дня между мальчиком и его родителями пролегла глубокая пропасть.
Клара Шоербезен впала в истерику и на два дня слегла от переживаний. Шоербезен-старший ещё пару раз пытался вступить в контакт с внезапно заговорившим сыном, но нарвался на те же выражения; Ларс послал бы его и позаковыристее, но его вокабуляр был пока ещё не столь велик. Однако, чтобы заявить: «Я меня рожать не просил» - его словарного запаса вполне хватило, и потрясённый отец тоже отстал.
Позиции были окончательно определены.
Когда Ларсу стало неудобно под кроватью, он перебрался наверх - но и только. Мальчик по-прежнему снисходил до питания, но не до общения, и вскоре почти единственными посетителями его бокса стали разнообразные дроиды. Ларса это как нельзя лучше устраивало. Он даже терпел подосланного Шоербезеном-старшим дроида-учителя, поскольку довольно быстро научился выключать машину, когда она надоедала. А ещё Ларс полюбил кибер-куб, который отец установил у него в комнате на Ларсово восьмилетие. Вот это была штука полезная. Уж она-то точно не навязывалась и позволяла делать с миром всё, что только душе угодно.
Однажды Ларе созрел для того, чтобы выйти за порог дома. Этому способствовала реклама в виртуале. Ларе не хотел, чтобы ему навязывали все эти идиотские вещи и прочие фиговины, названия которым он не знал и знать не хотел. Шоербезен-младший оделся самым подходящим образом, то есть обильно, в три пары штанов и в две рубашки, взял в правую руку биту для квайл-крика и как небольшой танк потопал к входной двери. Ларе направлялся наружу, дабы раз и навсегда поставить мир на место.
Вернулся он довольно быстро - в разодранной одежде, без биты и с кровоточащей, опухшей нижней губой. Проигнорировав вопли матери и походя послав её подальше, Ларе забился под кровать и целый день зализывал там раны. Мир оказался слишком силён и многочислен, и первые же встреченные сверстники совершенно не пожелали помочь Ларсу реализовать его взгляд на вещи.
С тех пор будущий Дракон за порог дома не выходил ни разу. Для разнообразия мальчик даже начал разговаривать с отцом - исключительно чтобы при случае поставить на место, а случаи такие предоставлялись постоянно. Отец с таким положением вещей опять согласился - всё же Ларс у него был единственный ребенок, получить разрешение на которого было не так-то просто; а вот Клара фон Шоербезен после нескольких попыток (неудачных) вдохновить мужа выдрать чадо ремнём покинула дом. Ларе был несказанно этому рад, о чём не преминул сообщить родителю. Тот лишь тяжело вздохнул.
Так они и жили - младший и старший, пока Ларс не достиг совершеннолетия и папаша не решил сделать ему по этому случаю подарок. В этом подарке была последняя его родительская надежда. И надо признать, подарок надежду оправдал. Частично.
Подарком была Эв.
Нескладный, прыщавый и крайне замкнутый подросток Ларе насторожённо принял этот оригинальный дар. К четырнадцати годам Ларс весь состоял из комплексов и, коли бы не усилия отца, так и не научился бы сносно читать, а всё время торчал бы в виртуале. Папа Шоербезен мог себе позволить живого приходящего наставника, которого заткнуть было вовсе не так просто, как дроида с идиотскими учебными программами, потому что наставник добросовестно отрабатывал своё немалое содержание, - а тут ещё появилась Эв.
Пожалуй, именно ей Ларс был обязан всеми своими дальнейшими жизненными успехами. Можно сказать, Эвелин ван дер Хаас сделала из сопливого подростка, от которого за пять метров разило несвежим бельем и плодами интенсивного онанизма, почти нормального человека, со временем принявшего гордый позывной «Дракон», - да не где-нибудь, а в сверхэлитном Чёрном легионе, в подразделении, которого официально никогда не существовало.
Нет, Ларс не побирался, у него было полно всякой одежды - у папаши-бизнесмена платиновые кредитки торчали изо всех карманов, - но сын предпочитал ходить именно в красной, с большим чёрным кругом на спине, рубахе и в широких бесформенных портках такого же цвета. Ларс не желал расставаться со своей униформой и занашивал её буквально до дыр - а когда дроид ему мягко и ненавязчиво подсовывал то же самое, но новое, давал дроиду битой по морде, продолжая хранить верность старым тряпкам, и с великой неохотой расставался с ними только тогда, когда рубаха со штанами начинали расползаться по швам. Ларсу было комфортно в давно и как следует обжитых вещах, а что от одёжки попахивало - такие мелочи его не занимали. Шоербезен-старший сделал было пару робких попыток вторгнуться в гардероб сына, но был привычно послан и махнул рукой: хорошо ребёнку, и ладно. Они и так слишком редко видятся.