В стране Черного Лотоса
Шрифт:
— Что случилось, девочка? Тихо, детка, не надо кричать!
Еще одно движение вперед — и воздух задрожал от визга Сарии. Постепенно этот душераздирающий звук перешел в рыдания и вой. Казалось, девушка близка к границе между страхом и безумием. Увидев это, Конан развернулся и вышел за круг пламени в окружающую темноту.
Что за дьявольщина царила в этом замке? Как, как удалось Фанг Луну распознать и захватить все самое дорогое в жизни киммерийца, уничтожить самых близких людей? Великий Кром, как же теперь жить дальше? Лучше бы умереть. В конце концов, его душа уже мертва. Только дурман лотоса еще заставляет двигаться измученное тело… Впереди в полумраке показалась новая дверь. Конан распахнул
Вздрогнув от удара захлопнувшейся за ним двери, Конан поднял глаза и огляделся: он оказался в очередной просторной комнате, ярко освещенной укрепленными в стенах факелами и лампами. В нишах по углам испускали дым уже знакомые жаровни. Единственным предметом обстановки было огромное, больше человеческого роста, зеркало в раме из черного дерева с вырезанными на ней фигурами переплетающихся змей. Конан решительно подошел к зеркалу и взглянул в него.
Холодный ужас пронзил киммерийца. Последний, сокрушительный и, самое главное, закономерный удар! Из зеркала на него глядело мертвое, полуразложившееся существо. Истлевшая туника больше походила на саван, но тело сгнило еще сильнее ткани. Единственным проявлением жизни было свечение трупных гнилушек на торчащих из гнилого мяса костях. И самое страшное было в том, что это существо, этот труп был им самим.
Подняв руку, Конан оперся ею на зеркало, словно проверяя реальность стеклянного барьера. И эта рука ничем не отличалась от поднявшейся ей навстречу гнилой клешни с содранной кожей и торчащими костями.
Так вот почему, увидев его, забилась в истерике, едва не лишившись рассудка, Сария. Конан надеялся только, что она не узнала его, своего спасителя и возлюбленного, а решила, что перед нею чудовище, способное нести только смерть объятиями полуразложившихся лап.
Стоя перед зеркалом, Конан, словно парализованный, не двигаясь, рассматривал свое отражение, находя в себе все новые и новые признаки разложения. Кожа на лице покрылась трещинами и язвами, а с головы и вовсе слезла клочьями, обнажив треснувший череп. Зияющий шрам на шее стал шире и глубже настолько, что, казалось, голова в любой момент может не удержаться на прогнившем позвоночнике и, оторвавшись, скатиться с плеч. Под лохмотьями ткани и кожи торчали обломанные ребра. Мышцы рук ссохлись, превратившись в узловатые веревки, кое-где оторвавшиеся от костей и провисшие. Одна нога бессильно висела, словно чужая, а вторая — распухшая от черной кровавой жижи и зелено-бурого гноя — была готова подогнуться и сломаться под давящей на нее тяжестью.
Все! Вся эта мерзость была абсолютной правдой, и предсказать это можно было с самого начала. Лекарство Фанг Луна не могло быть не чем иным, кроме как обманчивым ядом. Оно не залечило раны, а, лишь на время притупив боль и внимание, проникло во все поры тела, отравив и умертвив его. И теперь Конан превратился в полуразложившегося монстра, не способного ни сопротивляться, ни даже сколько-нибудь долго служить своему повелителю. Оставалось лишь ждать скорого конца всех мучений.
— А ведь настоящее лекарство для тебя существует, парень, — раздался громкий уверенный голос.
В дальнем конце комнаты стоял Фанг Лун, а по его правую руку — палач Сул.
— Тот кошмар, который ты видишь в зеркале, — не более чем одна из стадий воздействия мази, выбранной тобою. Можно остановить этот процесс, а можно и вернуть все вспять. Главное — точно подобрать снадобье. По жесту хозяина Сул извлек из кармана кожаного фартука флакон, значительно больший, чем тот, которым попользовался Конан.
— То, что отражается в зеркале, — твоя истинная душа. Та, из-за которой происходили все твои неприятности. Теперь она вытравлена из тебя словно кислотой. Ты чист, как только что родившийся младенец.
Говоря, губернатор, словно тенью сопровождаемый Сулом, подошел к зеркалу.
— Запомни, раб. Я могу тебя вернуть к жизни. Если хочешь снова обрести бренную оболочку своего тела, тебе нужно только встать на колени и попросить меня об этом. Я буду твоим повелителем и позабочусь о тебе, как и подобает хозяину. Будь уверен, я сумею верно направить твою звериную силу и ненависть на тех, кто этого заслуживает, — на мятежников и их пособников в наших рядах. Подчинись мне, доверься господину — и ты вновь ощутишь столь дорогое для тебя дыхание жизни.
— Правитель Фанг Лун, — голос с хриплым бульканьем вырвался из сгнившего, провалившегося горла существа, которое повернулось к своему мучителю, — ты прав, говоря, что взял у меня все. Ты похитил мою свободу, лишил того, чего я добился в жизни. Уничтожил мою любовь, само мое тело и жизнь.
Кашляя, существо, некогда бывшее человеком, нетвердым шагом пошло вперед.
— Сколько из этого — правда и сколько — дьявольские иллюзии, я не знаю. Но я знаю, что все мои поражения реальны. Ты оставил мне только боль. Боль — вот все, чем я владею. И я не позволю тебе забрать мою последнюю собственность.
— Отлично. Итак, ты отказываешься смириться. — Фанг Лун брезгливо отстранился от слишком близко подошедшей полуразложившейся фигуры. — Напомню то, о чем я уже предупреждал тебя: мой метод не допускает ошибок. Сул, кончай с ним!
Сул атаковал. Резкий неожиданной бросок дюжего палача сбил Конана с ног. Рухнув на каменный пол, киммериец был пронзен такой болью во всем полусгнившем теле, что готов был пожалеть о своих дерзких словах. Но, к своему удивлению, он понял, что не разлетелся на вонючие куски от удара. Более того, его натренированное тело в меру своих сейчас жалких возможностей попыталось защититься. Здоровое колено воткнулось в пах нападавшему. К сожалению, чресла Сула были несколько раз обмотаны плотным куском ткани и прикрыты толстым кожаным фартуком. Рука Конана обвилась вокруг шеи и корпуса противника с силой, которая быстро заставила бы сдаться человека послабее.
Но Сул явно был опытным бойцом. Его вес по-прежнему прижимал Конана к полу, не оставляя ни малейшей возможности пошевелиться. Руки стальными клещами сжали шею, которая давно должна была разорваться, если зеркало Фанг Луна показывало правду. Но тело Конана явно оказывало больше сопротивления и демонстрировало большую волю к жизни, чем можно было бы ожидать от полуразложившегося, чуть держащегося на ногах существа. Какой позор, пронеслось в сознании киммерийца, ведь сейчас эти клещи выдавливали из него последние капли той самой настоящей жизни, которой, по словам Фанг Луна, в нем уже не должно было оставаться.
Железная воля киммерийца, закаленная в сотнях сражений, не могла смириться с поражением. Северянин делал отчаянные попытки вырваться, но обрушившиеся испытания и тяготы последних дней вконец измотали могучего варвара. К тому же сознание было затуманено наркотиками. Убийца медленно, но верно делал свое дело. В отчаянии Конан плюнул в глаза противнику, но того оказалось не просто вывести из себя. С лица Сула даже не сошла зловещая улыбка, с которой он душил свою жертву.
У киммерийца не оставалось сил, пропал голос — не выкрикнуть даже предсмертное проклятие. Никакого оружия… Но стоп! Конан просунул свободную руку между своим животом и брюхом Сула и сжал в кулаке хрустальный флакон со своим отравленным лекарством. Вытащив руку, он, не разжимая пальцев, сильно ударил флакон об пол. Послышался звон хрустальных осколков, а Конан, не выпуская из кулака донышка флакона с острыми краями, размахнулся и вонзил его в лицо безжалостного вендийца.