В стране чудес
Шрифт:
— Салям, Гуссейн,— обратился Мали к купцу,— прошу у тебя приюта для меня и моих спутников, от имени нашего друга Тин-то.
При этом имени купец быстро поднялся навстречу путникам.
— Тысячу лет здоровья почтенному Тин-то,— сказал он. — Его друзья — мои друзья, его гости— мои гости. Пожалуйста, войдите.— Потом он крик-
нул толпе: — Идите, друзья, эти иностранцы мои соотечественники.
Купец ввел наших друзей в одну из комнат дома и сказал им:
— Знайте, что отдан недавно строгий приказ, запрещающий впускать в город иностранцев, пришедших из английских владений. Я не могу объяснить себе, каким образом стражи впустили вас в городские ворота, я должен отвечать за вас перед начальником цитадели. Но вы можете быть спокойны, мой друг Тин-то хорошо сделал, направив вас ко мне,—у меня вам нечего опасаться.
— Благодарю тебя, — ответил Мали, — мы воспользуемся твоим гостеприимством только на нынешний вечер и скоро освободим тебя от всякой ответственности. Завтра мы рассчитываем быть у великого жреца. Я имею важное поручение к магаджи, и обратился к тебе потому только, что не
хотел в такой поздний час беспокоить этого сановника.
На самом деле Мали счел не лишним собрать некоторые сведения, прежде чем приняться за исполнение плана, придуманного Андре, и стать
под защиту великого жреца, что далеко не безопасно. Действительно, мучимый любопытством, Гуссейн весь вечер преследовал гостей наивными
расспросами и рассказами, из которых они узнали больше, чем из самого ловкого допроса. Между прочим, Андре узнал, что сестра его, называемая
здесь Дулан-Сиркар, жила в цитадели Эклингар и никогда не выходила иначе, как под сильным конвоем, и что капитан Дода, конвоировавший ее
сюда, только что уехал из Пандарпура в армию Нана-саиба, от которого уже два месяца не было никаких известий. Андре очень обрадовался отъезду
капитана, присутствие которого могло бы разрушить все его планы.
Одевшись на следующее утро в праздничный наряд, наши друзья направились к жилищу великого жреца в сопровождении Гуссейна, указывав
шего им дорогу. Жрец жил в верхнем городе, в обширном дворце, от которого шли в обе стороны длинные крылья с мраморными галереями. Храм красовался наверху гигантской лестницы, каменные ступени которой спускались до реки.
Двор резиденции жреца был наполнен факирами, браминами, служителями, встретившими наших „заклинателей" с таким же любопытством, как и вчерашняя толпа, когда же разнеслась весть, что чужеземцы желают видеть великого жреца,
любопытство сменилось услужливостью. Один из служителей побежал предупредить о них магаджи,
и несколько минут спустя воротился с приказанием ввести чужеземцев.
Великий жрец сидел в большой, богато украшенной зале, на высокой бархатной скамье, окруженный браминами. Увидав входивших в залу
бедно одетых путников, он сдвинул брови и вскричал недовольным голосом:
— Что нужно от меня этим бродягам?
— Мудрец не спешит говорить,—отвечал Мали с гордым поклоном,— и не выслушав, не унижает друзей. Мы пришли к тебе издалека, перешли
леса и горы, и не страшась дикарей и тигров, преодолели зной солнца и холод снегов. Но так как наше присутствие тебе не угодно, мы уйдем!—
И снова поклонившись, Мали направился к двери вместе с товарищами.
— Останьтесь, — остановил их поспешно магаджи. — Человеку свойственно ошибаться, и он достигает совершенства только после тридцати
тысяч существований. Что вы за люди?
— Я — Мали, внушающий страх нат, непогрешимый старец, тот, кто воспитал Нана-саиба и сделал из него человека. Вот этот, — Миана мой
слуга, умеющий говорить с обезьянами и понимающий их язык, а вот этот — Андре, мой возлюбленный сын. Когда ты смотришь на него, не кажется ли тебе, что ты видишь самого Кришну?
Он имеет его красоту, его голубые глаза и белое, гибкое тело, он обладает и его могуществом, — его чары заставляют тигров трепетать, а змей
пресмыкаться. Он мой сын, а я его служитель, он пришел к тебе и будет говорить с тобою.
— Магаджи, — начал Андре, — моими устами говорит с тобой могущественная Кали. Когда я священнодействовал перед ее лицом в Нандапуре,
она воскликнула: „Андре, иди, проникни через горы и снега и скажи магаджи, что гнев мой велик и мщение готово. Напрасно он поклоняется
моему изображению и окрашивает мой алтарь кровью жертв. Женщина, принцесса его крови, невеста его племянника, сопротивляется мне, отка-
зываясь пасть ниц перед моими алтарями. Если до луны Астара она не будет присутствовать при торжественной пудже, гнев мой поразит магаджу".
Я ничего не понял в этих словах, но я пошел, и вот я перед тобою
— Я — Мали, внушающий страх нат
.
— Что докажет мне, — воскликнул верховный жрец, задрожав от ужаса, — что ты не обманщик, посланный, быть может, нашими врагами?
— Вот это, — ответил Андре, показывая перстень, данный ему нандапурским брамином.
— Перстень Сумру! Любимого жреца Кали! — воскликнул магаджи. — Брамины! — сказал он, — обращаясь к присутствующим:— падите ниц, —
эти чужестранцы посланники доброй богини!
Все присутствующие распростерлись перед Андре. План его начал осуществляться.
— Великий магаджи, и вы, почтенные брамины! — начал снова Андре. — Вы видите во мне только смиренного раба могущественной Кали,
благодарю вас от ее имени за оказываемые мне почести. Я готов содействовать вам в предстоящем торжестве.
— Мы рассчитываем на тебя, благородный Андре, — сказал верховный жрец, — я сейчас прикажу поместить тебя с твоими товарищами около
святилища.
В тот же день герольды, разъезжая по городу, возвестили народу, что в десятый день перед луною Астара, т. е. через пять дней, верховный