В стране чудес
Шрифт:
До города оставался один переход. Андре был очень рад, когда они, наконец, вышли из деревни.
Дорога становилась все труднее и труднее, но от нетерпения он взбирался по откосам, чтобы сократить извилистый путь. В Муссури его ждет
свобода, спокойствие, там ему не придется бояться дикарей или тигров, там он может сбросить платье нищего и все принадлежности акробата.
Среди этих мыслей Андре вдруг вспомнил отца и сестру, которые находились еще в руках повстанцев. Сердце его сжалось, но, увидав подходивших спутников, он поспешил скрыть свои слезы.
— Не могу больше,—сказал Андре весело своему старому другу, — я устал. Мне следовало бы с большим уважением отнестись к Гималаям. Но
вы, друзья, поймете мое нетерпение: там, вверху, я, быть может, узнаю что-нибудь об отце и сестре.
— Конечно, -ответил Мали. — Кроме того, признайся, наша бездомная жизнь нищих тяжела для тебя, и тебе не терпится сбросить это рубище и
надеть платье вашей европейской касты.
— О, нет, уверяю тебя,— с живостью возразил Андре,— я совсем не хочу сделаться европейцем,
я останусь натом... на некоторое время еще, по крайнем мере. Я вам выскажу свою мысль. Благодаря вам обоим, я так вошел в мою роль, что
никто теперь не узнает меня.
— Конечно, нет,—ответил Мали.—Если брамин Сумру не узнал тебя, то другие и подавно не узнают.
— Так вот, — продолжал Андре, — так как это чуждое мне платье спасло меня, то, быть может, оно даст мне возможность спасти также отца и
Берту. В Муссури, как и в Ауде, я по-прежнему останусь сыном Мали. Мы постараемся собрать достоверные сведения о моих родных, потом
будем их отыскивать, и там, где я не мог бы пройти как европеец, моя роль „заклинателя" змей даст мне возможность найти дорогу. Как ты
думаешь, Мали?
— Я думаю, саиб, — отвечал Мали, — что ты прав. Мы с Мианой всюду пойдем за тобой и поможем тебе во всем.
В тот же вечер наши путники пришли в Муссури и остановилась ночевать в туземном караван-сарае, на базаре. Караван-сарай был наполнен
тибетскими купцами, ехавшими в Лудиану с грузом козлиной шерсти, употребляющейся на выделку кашемирских тканей. Пробыв несколько месяцев в дороге, они только теперь узнали о восстании сипаев и, укрывшись в Муссури, с нетерпением выжидали, когда можно будет продолжать путь.
Узнав, что наши путники пришли с театра военных действий, все окружили их в надежде узнать от них что-нибудь новое. К несчастию, друзья
наши слишком долго блуждали по Тераи, чтобы сообщить что-нибудь новое, напротив, от купцов они узнали о размерах восстания. После Каунпора
и Меерута повстанцы овладели Дели и Лукновом.
В настоящую минуту дела принимали, однако, дурной оборот для победителей. Непальские гурки и Пенджабские сики им изменили и, приняв сторону англичан, шли против Лукнова и Дели,
борьба получила другой оборот, но исход ее был еще неизвестен.
В караван-сарае Миана среди двора дал представление. Его окружили тибетские купцы, никогда не видавшие подобных чудес, и горячо
апплодировали каждой новой штуке Ганумана , а когда Миана по окончании представления обходил общество с своей обезьяной, подставлявшей каждому зрителю медную чашечку, в нее посыпались со всех сторон мелкие медные монеты.
Между зрителями находился толстый купец с красным, неприятным лицом, следивший с любопытством за представлением. Это был один из самых богатых людей китайского Тибета, ехавший с караваном торговать на английских рынках куангскими чаями. После представления он подо-
шел к Мали и с важностью сказал ему:
— Поздравляю тебя, почтенный чужеземец, с талантами твоего сына. Если бы ты отпустил его со мною в Лассу, он, без сомнения, имел бы большой успех при дворе Великого Ламы.
— Миана— слуга мой,—ответил Мали,— и если его искусство велико, то вот этот, сын мой Андре, обладает более чудесным даром: он умеет усмирять
змей и чудовищ.
— Я слышал об этом, — заметил чайный торговец.—Люди нашего края, ходившие в Индию, говорили, что в долине Ганга можно встретить
знаменитых индусов, которые заклинают "змей и заставляют их повиноваться себе, как домашних животных, но я не доверяю этим басням.
— Ты можешь убедиться в справедливости этих рассказов, — сказал Мали, — если желаешь, мой сын покажет тебе свое искусство.
— Я счастлив, что мне удалось встретиться со столь мудрыми людьми! — воскликнул тибетец.
— Я Тин-то, богатейший купец из Шипки, сделай мне честь, посети меня с сыном и слугой, я буду счастлив разделить с вами мой превосходный
пилав. Я созвал к себе нескольких друзей, и нам лестно будет ваше присутствие между нами.
Мали и молодые люди благодарили Тин-то и пошли за ним в его помещение, состоявшее из
двух комнат караван-сарая. В одной из них уже был накрыт обед. Разостланный на полу ковер заменял сразу и стол и стулья. Пилав, предмет
угощения,— целая гора из риса, баранины и птиц,— стоял в середине на громадном медном блюде, красивые тарелки и чаши из того же металла,
расставленные вокруг, указывали места для гостей.
Тин-то представил натов своим гостям, и каждый обменялся с ними обычными приветствиями.
Затем гости уселись, поджавши ноги, на свои места, и принялись за пилав, накладывая его прямо горстями на свою тарелку, с которой и ели
Тин-то пропел знаменитую тибетскую арию (стр. 165)
без помощи ножей и вилок. Вскоре и блюдо, и тарелки были пусты. Слуги обошли всех с рукомойником, в котором каждый вымыл себе руки,