В стране минувшего
Шрифт:
— Да, — проговорил Леон. — Ненормальное состояние духа слишком глубоко, и я боюсь, что оно неизлечимо.
— Итак, я хочу уведомить мое начальство об этой непредвиденной катастрофе. Думаю сослаться на вас, как на свидетеля, если вы позволите.
— Несомненно, — воскликнул Беран. — Вы можете, не колеблясь, воспользоваться моим именем.
— Благодарю, дорогой друг. Я надеюсь, что в скором времени приедут за господином Шифтом… Признаюсь, я не могу без грусти смотреть на него…
— Я вас понимаю, — говорил Беран, — и не могу не одобрить, что вы не хотите надолго оставлять на посту этого бедного немецкого ученого. Со вчерашнего дня он —
— Это совершенно верно, — подтвердил Райнар. — Присутствие в Инонго белого, впавшего в безумие, уменьшает престиж людей моей расы и, следовательно, мой собственный. В главах черных, которые наблюдательны, белый должен выказывать себя безукоризненным и физически и морально. Печальное состояние господина Шифта — плохой тому пример.
— Подавайте скорей рапорт, мой друг, — советовал Леон.
— А пока не приедут за вашим гостем, мы сами, насколько можно, будем около него… Мы будем стараться, чтоб бои к нему не приближались. А так как он не будет выходить из своей комнаты, то о нем ничего больше не узнают. Можно будет всегда найти объяснение его вчерашнему поведению.
— Я рад, что вы разделяете мою точку зрения, — признался Райнар, — я не хотел, чтоб вы меня считали большим эгоистом, равнодушным к страданиям других. Мне чрезвычайно грустно видеть сумасшествие ученого… Но я бессилен помочь ему… У меня от этого сердце обливается кровью.
Они дошли до поста, вошли в помещение, и их разговор пресекся, так как другие дела требовали их внимания.
Пока администратор отдавал неграм различные приказания, Беран направился в комнату, где находился доктор Шифт.
Он нашел ученого за письменным столом; он спокойно сидел и прилежно писал. Около него уже лежали многочисленные листы, исписанные мелким почерком.
— Тише, — сказал он, прикладывая палец к губам, — я работаю. А столько всего надо записать.
Удивленный видимостью здравого смысла, Беран спросил, наклоняясь над листочками:
— Что ж вы делаете?
Тот ответил с неожиданным воодушевлением:
— Я делаю наброски своих воспоминаний… результаты моих наблюдений… рассказ о моих беспримерных приключениях… я сейчас описываю антропопитеков… Я не хочу пропустить ни одной мелочи. Это вопрос капитальной важности… Подумайте только.
И, не обращая больше никакого внимания на своего посетителя, он принялся за работу. Леон, заинтересовавшись, взял несколько листков, уже исписанных, и пробежал их глазами. Пораженный, он читал:
«Они — среднего роста; по крайней мере те, которых я мог видеть, — до двух метров высоты. Их торс развит лучше, нежели ноги, они почти несоразмерны, такими кажутся они хрупкими в сравнении со всей фигурой, широкой и приземистой. Руки мускулисты, но и они малы по отношению к торсу. Руки и ноги покрыты рыжей шерстью, довольно густой, недлинной, темной и мягкой. Грудь также в волосах, но меньше, так же, как и спина. Но шерсть гуще на позвоночнике и на передней части грудной клетки. Сосцы выдаются вперед и у некоторых очень велики. У женщин они слегка висят. У некоторых они такие же, как у негритянок, и несоразмерно длинны: без сомнения, эти женщины кормят грудью… Кисти рук громадны, узловаты, костисты, покрыты шерстью. Ногти длинные и кажутся крепкими. Я не знаю, могут
Беран перестал читать. Эти несколько строк его удивили до крайности. Говоря по правде, доискаться признаков помешательства в этих фразах нельзя. Несомненно, они идут в беспорядке и чувствуется, что ученый набрасывал эти воспоминания, как они возникали в его памяти, не пытаясь классифицировать. Но в них заметна работа логической мысли, правдоподобие в событиях, кажущаяся вероятность которых с полным правом может быть заподозрена, так как нельзя отрицать безумие господина Шифта.
И тем не менее в его записках этого не видно, за исключением самого предмета повествования; степень его сумасбродства только и выявляет помешательство, совсем не доказывая повреждения мозга.
— Быть может, он выздоровеет, — сам с собой рассуждал Беран.
Он так был поражен своим открытием, что немедленно пошел к Райнару, чтоб рассказать о том, что он прочел.
Администратор внимательно слушал и сказал, когда Беран замолчал:
— Я держусь того же мнения. То, что вы говорите, очень интересно и в то же время это хороший признак. Тем лучше, если бедный доктор Шифт поправится.
— Ах, как бы я хотел, чтоб это случилось скоро.
— Почему же?
— Чтоб услыхать от него о тех событиях, какие разразились. Чтоб узнать, почему умер Беккет… Чтоб узнать, что случилось с двумя другими учеными, с четырьмя неграми. Наконец, чтоб узнать, почему он сам потерял рассудок?
Райнар скептически улыбнулся.
— Друг мой, — сказал он, — не следует рассчитывать на случайности подобного рода. Рассудок господина Шифта может вернуться, но чтоб он не заболел опять, надо тогда избегать всякого напоминания о тех событиях, которые вызвали сумасшествие. Такие случаи бывают часто.
— Да, — согласился Беран. — Но тогда он должен навсегда распроститься с палеонтологией, а также и с другими науками. Малейший повод может напомнить ему экспедицию, страну болот, то событие, которое его потрясло, и он опять станет душевнобольным. Лечение будет поистине трудным.
В эту минуту подошел Мадемба.
Улыбаясь во весь рот, он остановился перед Бераном и спросил:
— Господин… лодка. Мадемба грузить багаж внутрь… Тебя ехать сегодня.
Беран вздрогнул.
Но администратор с лихорадочной поспешностью перебил:
— Нет, оставь нас в покое… А лодку поставь на якорь вместе с другими, и этого довольно.
Леон улыбнулся и протянул руку, чтоб удержать негра, который уже удалялся.
— Простите, — сказал он. — Этот человек пришел мне напомнить, что я хотел ехать на поиски экспедиции. Я чуть было об этом не забыл, уверяю вас.
— Это бесполезно теперь. Экспедиции не существует больше.
— Наоборот. Более, чем когда-либо, необходимы поиски. Посудите сами. Если не было достаточных оснований идти разыскивать ученых, чтобы увидать их живыми и спокойно занятыми собиранием научных и палеонтологических остатков, то теперь важно исследовать то необычайное происшествие, которое могло уничтожить всю экспедицию.