В свете волшебного фонаря
Шрифт:
В ресторане тоже попадались симпатичные клиенты, однако на неё никто не обращал внимания. Она не была яркой, как Юлька. А молодость проходит. Ей уже двадцать один. Что ж оставаться с наглым Федькой, авось стерпится-слюбится?! Лена так глубоко погрузилась в мысли, что не заметила приближение какого-то типа и очнулась, когда тот, схватив её сумку, бросился бежать. Лена вскочила и с криками: «отдай сумку!» бросилась вдогонку. Ей бы ни за что не угнаться на высоких каблуках. Но кто-то ещё подходил к остановке, и вор угодил прямо ему в руки.
– Ого! – весело сказал мужчина. – На ловца и зверь бежит. Трофей поделим или хозяйке отдадим? Проверьте, девушка,
Теперь каждый день Рустам с нетерпением ожидал звонка или появления ночной незнакомки, чтобы, как он сам себя убеждал, составить протокол. Что в ней было особенного? Сколько таких красоток он перевидал на московских улицах: с тонкими ножками на каблуках, с длинными светлыми волосами. Да и вообще, в девушках он недостатка не испытывал. Думал, что через несколько дней всё перегорит.
Но как обрадовался и разволновался, когда она вошла в кабинет и, сощурив близорукие глаза, посмотрела сначала на его напарника, потом на него!
– Я по поводу кражи на автобусной остановке…
– Да, да, – поспешно ответил Рустам. – Идите сюда! Садитесь, пожалуйста.
Взгляд у неё был открытый, как у ребёнка, а голос негромкий и нежный. Составляя протокол, можно было расспросить человека обо всём, и Рустам злоупотребил полномочиями. Сидевший напротив напарник и друг Алексей, посмеивался, прислушиваясь к разговору. Он понял Рустама и одобрил выбор. А бесхитростная и доверчивая девушка ничего не заметила.
– Звоните, если что понадобится, телефон у вас есть, – сказал на прощание Рустам и, проводив её взглядом до двери, подумал: «вряд ли позвонит».
– Да, позвонит, позвонит, никуда не денется, – буркнул как бы невзначай Алексей, деловито перекладывая на столе бумаги.
3-я часть
Опять этот потрясный Мерс! Голован, замер у мусорного ящика, и разинув рот, наблюдал за маленьким юрким автомобилем, снующим в потоке машин, как форель в горной реке. Голыми руками не схватишь такого, куда там! Всякий раз при его появлении Голован испытывал ни с чем не сравнимый драйв. С детства он был помешан на машинах, и теперь этот миниатюрный Мерс стал его фаворитом. Ему бы такой! Эх, как бы он его обихаживал, каждую детальку неустанно протирал и смазывал! А ещё лучше – пару или тройку Мерсов. Он бы сдавал их на прокат. Надежным, аккуратным людям. Да, чего уж там! Ежели бы и повредили, он бы сумел восстановить. Любимое дело всегда спорится. Каждому человеку – дело по душе, то-то жизнь пойдёт на лад! Помогли бы осуществить желаемое, если не Бог, так государство. Почему бы государству не заботиться о гражданах умными законами, праведными кредитами, чтоб людей-умельцев поддержать?! Именно их трудами богатеет и укрепляется страна. Разве не так?…
Когда красавец-Мерс пропал из виду, Голован горько усмехнулся над своими несбыточными мечтами, протяжно вздохнул: иэээх! И продолжил инспекцию мусорного бака.
Сегодня везуха: много всего нарыл.
Он направлялся к себе в подвал с набитым пакетом, предвкушая сытный обед, когда его окликнули. Узбек бежал следом, зажав под мышкой плюшевого слона, с которым никогда не расставался. Вообще-то он был русским и звали его Павел, Павел Петрович. Долгие годы прожил в Узбекистане. Таксист по профессии. Потеряв работу и всякую надежду её найти в Ташкенте, перебрался в Москву. Думал, что Россия, супердержава, не даст погибнуть блудном сыну. Мегаполис, всегда нуждается в рабочих руках. Уж онто постарается, лишь бы платили. Как-то не пришло в голову, что потребуется регистрация, а чтобы её получить требуется жилье, а на покупку или аренду жилья нужны деньги, которых ему как раз не доставало. Вот и стал Павел Петрович бомжом по прозвищу Узбек.
Голован обрадовался: перекусить в компании куда веселей, чем одному.
Когда Голован вытащил бутылку «Перцовки», опорожнённой лишь наполовину, глаза Узбека заблестели.
– А не позвать ли нам Профессора? Сообразим на троих. Давно такой удачи не выпадало.
Профессор был тоже бомжем. Получил прозвище от Голована с Узбеком за то, что помимо трепья и еды собирал на помойках журналы, газеты и книжки. Читал всё подряд: и стихи, и романы и даже философские трактаты.
– Ты хоть понимаешь, что читаешь? – с удивлением спрашивал на первых порах Узбек, заглядывая ему через плечо и пытаясь пробежать несколько строк.
– А как же! – торжественно отвечал Профессор и начинал объяснять. У приятелей просто дух захватывало: до чего ж умный! Настоящий профессор!
Итак, собрались втроём. Выпили без тоста, уже не ожидая счастливых перемен. Потянулись к закуске: грудинка, колбаска разная, солёные огурчики, копчёная скумбрия, ещё какая-то рыбка жареная. И хлебушек, чёрный и белый. Видать кто-то выкинул остатки с праздничного стола. Живут же люди!
– У меня дома жена и дети остались, – в который раз плакался Узбек, пропустив горячительное. – А я даже письма не могу написать: денег нет на конверт. Да и о чём напишу: работу не нашёл, рыщу по помойкам вместе с бездомными котами?!
– Умолкни уже, – с досадой перебил Голован. – Чего припёрся в Москву? Оставался бы в Збекистане. Жёнка, поди, уже кого-нибудь пригрела заместо тебя.
– Жену мою не тронь! Она – честная женщина.
– Честная! Ой, насмешил! Все бабы – подлый народ. Им только деньги давай. Я вон работал в автосервисе. Весь измотанный домой возвращался. И спина, и руки до утра гудят. А ей не жалко, лишь бы мани приносил. Как с работы вытурили, – собрала манатки и ушла. И всё, что я вот этими руками заработал, к матери перевезла. А ты: жена, жена!
Голован сник. Тут заговорил Профессор.
– На то они и женщины, чтобы мужик на них работал. Ничего тут не поделаешь. Да. А от меня дети, родные дети отказались. Как я их любил! – Тут он всхлипнул, и, отвернувшись, смахнул рукой слёзы. – Пока работал, ничего не жалел. Захотели велосипед – пожалуйста, захотели магнитофон – пожалуйста. Потом компьютер появился, я и комп купил, а сам в одном костюме и в мир, и в пир. Ботинки починю, а новые, думаю, потом… Сердце мне грело, что они радовались. А если кто заболеет, я ведь самые лучшие продукты… Когда Ася была жива, мы вместе их чёрствость переносили. Одному совсем невмоготу стало.
– Сам виноват, – сказал Узбек, не поднимая головы, – нечего было так баловать: всё только для детей. Надо с пелёнок приучать, чтоб о родителях заботились. – А сам подумал: «Неужто мои, драгоценные, со мной так же обойдутся? Нет, мои лучше, такого не позволят». И вздохнул от тяжких мыслей.
– А у меня детей никогда не было, – вмешался Голован. – Я всегда об этом переживал, а теперь послушав Профессора, подумал: слава Богу! – Вишь, как с отцом родным обошлися! Ты сам-то откуда родом?