В те дни на Востоке

Чернов Тимофей Николаевич

«Все вспомнили», – подумал Незамай.

– Да, я собирался так сделать, но когда посоветовался с начальником штаба, он не разрешил.

– А может, вы это сделали под напором командира взвода, подобно случаю со стрельбами, которые не разрешали проводить?

Незамай молчал: опровергать то, что стало известно, не решился.

– Кто еще знал о фиктивном отпуске Примочкина, кроме вас и Целобенка?

Этого вопроса ждал не только Незамай, но и Померанцев, сидевший в зале. Его очень тревожило, что ответит Незамай. «Вдруг брякнет правду,

тогда доказывай, что ты не рыжий».

– Нет, больше никто не знал, – твердо ответил Незамай.

– А где взяли проездной документ для Примочкина? Незамай был готов и к этому ответу.

– Бланк мне когда-то дал один друг, штабист, с которым я служил до перевода в этот полк.

– А где сейчас этот ваш друг?

– На фронте.

Померанцев облегченно вздохнул. Напрасно он плохо думал о «голубчике», тот, оказывается, знает цену друзьям, не выдаст.

С осуждением поступков Незамая выступили товарищи. Дорохов советовал Незамаю в корне изменить свое отношение к службе, к подчиненным, иначе он не сможет работать даже взводным командиром.

Арышев тоже попросил слова.

– Разные бывают начальники, – говорил он, – крикливые, тихие, равнодушные. Крикливые – вездесущи, распекают всех и вся. Тихие – напротив, всегда смиренны, учтивы перед вышестоящими, зато на подчиненных рычат, как львы. Семен Иванович относится к разряду тихих. Поскольку военной подготовкой он не блистал, организаторскими способностями не отличался да и в души людей не любил заглядывать – успехов в работе, естественно, не имел. Но хотел иметь. А как? Оказывается, надо заглаживать недостатки, ловчить. Возможно, об этом бы никто не знал, если взводные командиры не возмущались бы его неблаговидными поступками. И тогда Семен Иванович начал «учить» «неблагодарных», глушить взысканиями. Да и как их терпеть? Они же копают под его авторитет и – чего доброго – займут его должность… Так вместо плодотворной работы в роте то затухали, то вспыхивали конфликты.

Незамай не поднимал головы. Только почесывал шею, щеки и молил про себя, чтобы его оставили в прежнем звании.

Арышев предложил не повышать Незамая в должности и воздержаться от присвоения очередного звания.

Незамай выдержал свою линию и в заключительном слове не выказал своей обиды. Поблагодарив за добрые советы, попросил перевести его в другую часть.

Глава пятнадцатая

Осенняя инспекторская поверка для солдат была испытанием боевой выучки, а для офицеров – сдачей экзаменов на аттестат командирской зрелости. Целый год солдаты оттачивали свое воинское мастерство, а осенью показывали, чему научились.

В этот день рота противотанковых ружей инспектировалась по огневой подготовке. Стоял октябрь, погожий и звонкий. Земля еще не застыла, но уже чувствовалось, что зима затаилась где-то рядом, нет-нет да и пахнет студеным колючим ветерком.

На стрельбище приехал командир дивизии со своими штабными офицерами. Полковнику Красноперову было под пятьдесят. Высокий, подтянутый, он

выглядел молодцевато и мог показать бойцам любой прием с оружием. Как-то стреляли пулеметчики. Нужно было выкатить из укрытия пулемет, развернуть и с ходу поразить «бегущие» по фронту фигуры. А солдаты действовали вяло. Посмотрел на них полковник и сказал: «Давайте-ка я по-стариковски покажу, как надо действовать». И так проворно выкатил пулемет, так быстро изготовился к стрельбе, что бойцы изумились.

Осматривая подразделения, Краснопёрое подошел к взводу Арышева, остановился около огневого рубежа, где стрелял Старков. Не отрывая приклада винтовки от плеча и не отводя глаз от прорези прицела, старший сержант нажимал спусковой крючок большим пальцем левой руки и выпускал пулю за пулей.

Это удивило полковника. Он еще не встречал такой странной изготовки и решил, что стрелок не научен, не знает правил стрельбы. Но когда сообщили результаты, он был восхищен: все выпущенные пули попали в цель.

«Хорошо бы такой пример на всю дивизию распространить, – подумал Краснопёрое. – Нет, пожалуй, нельзя – левая рука. А здорово работает!»

– Как вы добились такого мастерства? – спросил он Старкова.

– Охоте я обучен с детства, хорошо стрелял. Ну и в армии дружу с винтовкой.

– Готовится к фронтовым стрелковым соревнованиям, – сообщил Арышев. – Двадцать пять прицельных выстрелов дает в минуту.

– Нет, уже тридцать, – поправил Старков. – Это боец Шумилов дает двадцать пять.

– Молодцы, ребята! Обязательно направим на соревнование, – сказал Краснопёров. Потом перевел взгляд на Арышева. – Так, говорите, весь взвод отстрелял на «отлично»? Давайте посмотрим, что у вас за люди.

Взвод находился метрах в пятидесяти от огневого рубежа. Солдаты сидели вокруг Веселова, который что-то рассказывал, когда прибежал Примочкин.

– Ну как, выполнил? – спросили товарищи.

– Конечно! – с гордостью ответил солдат. – Слово – олово, сказал – припаялось.

– Ох ты, молодчик! – радовался Шумилов. – Теперь наш взвод не будут склонять, как раньше.

– Комдив идет! – сообщил Примочкин.

Все обернулись и увидели приближающихся офицеров, Веселов скомандовал «смирно» и побежал им навстречу. Выслушав сержанта, полковник подошел к бойцам, окинул наметанным глазом.

– Как, товарищ Миронов, с такими орлами можно воевать? – обратился он к командиру полка.

– Можно, товарищ полковник. На фронт просятся.

– Пусть еще поучатся. Вот покончим с германским фашизмом и за самураев возьмемся. А то китайцы давненько ждут нашей помощи.

– Бронебойщики не подведут, – сказал Быков.

– Рано еще хвалиться, цыплят по осени считают.

– А бронебойщиков – по пробоинам! – вставил Веселов. Комдив усмехнулся.

– Еще бы не попасть, у вас мишень-то со слона.

– Нет, товарищ полковник, – не отступал Веселов, – кто не умеет стрелять, тот не только в танк, и в Забайкалье не попадет!