В те дни на Востоке
Шрифт:
Из землянки вышел Незамай. Пошатываясь, он подошел к Померанцеву. Тот взял его тяжелую руку и хотел соединить с рукой Арышева. Но Анатолий сунул руку в карман.
– Что, голубчик, не хочешь со мной знаться? – загудел Незамай.
Но Померанцев оборвал его.
– Подожди ты, Семен Иваныч, мы сами разберемся. – И снова обратился к Арышеву. – Ну почему вас мир не берет? Может, ты, Семен, придираешься к нему? А может, ты, – кивнул он на Анатолия, – подбиваешь под него клинки?
«Вот, оказывается,
– Знаешь что, Ваня, если будешь об этом говорить, я сейчас же уйду, здесь не совещание.
– Ну и мотай отсюда! – полез было с кулаками Незамай.
Но Померанцев скрутил ему руки и втолкнул в дверь. Потом подошел к Арышеву, положил руку ему на плечо.
– Толик, хочу поговорить с тобой, как со своим корешом. Неужели не поймем друг друга?
– В этом деле – нет.
Померанцев понял, что говорить бесполезно. Может, еще подпоить?
– Что ж, забудем этот разговор. Идем, посидим еще.
– Нет, я пойду. Извини. Благодарю за компанию.
«Сволочь! – выругался про себя Померанцев. – Я еще тебе устрою».
Глава тринадцатая
Шурочка оказалась очень заботливой женой. Она готовила вкусные блюда, доставала для Померанцева папиросы. А однажды привезла со станции две бутылки спирта.
Нетрудно представить, как это радовало его, вызывало у него восторг. Значит, он не ошибся в своем выборе. Это чувство подогревалось самолюбием: товарищи с завистью посматривали на него, когда он приходил с женой в клуб, просили у него разрешения потанцевать с ней. И он все больше и больше влюблялся в свою избранницу, открывая в ней все новые и новые достоинства.
В свободное от работы время Шурочка любила порассуждать о политике, об исходе войны. Но Померанцев обычно уклонялся от таких бесед, говорил, что это ему уже осточертело.
– Нет, Ваня, ты же адъютант командира полка, должен быть на голову выше своих офицеров. Давай вместе читать газеты. Это расширит твой кругозор.
– Ты случайно политруком не работала?
– До этого у меня еще нос не дорос. Просто я не люблю примитивных.
– Ну, хорошо, хорошо, убедила.
Померанцев стал носить в землянку свежие газеты. Лежа на койке, он блаженно слушал, как Шурочка читала ему о событиях в стране и за рубежом.
Сегодня она сообщила, что наши союзники вступили в Рим, что итальянцы изгнали своего дуче Муссолини.
– Значит, у Гитлера остался один партнер – японский микада. Порядок!
– Ваня, как ты думаешь, японцы тронут нас?
– Пусть попробуют. Граница у нас надежно укреплена. Да и войск тут хватает – в каждой пади полк стоит.
Евгения закрыла глаза, покачала головой.
– Как я боюсь войны! Проклятые самураи! Они убили на Хасане отца. Теперь я ненавижу
– Зато Хасан и Халхин-Гол им надолго запомнились. Видно, поэтому и не лезут больше.
– Ну а с нашей стороны… мы не объявим им войну? Что-то поговаривают проучить коварного соседа, рассчитаться за все пакости, которые они нам причинили. Как ты, веришь этому?
– Болтают! У нас же мирная политика: нас не тронут, мы не тронем.
– А если китайцам вздумаем помочь? Они же воюют с японцами.
– Сначала надо с Гитлером разделаться. Снова пришел приказ подготовить маршевую роту для отправки на фронт.
– Значит, и тебе еще придется с немцами воевать?
– Обойдутся без нас. Здесь тоже надо войска держать, иначе самураи полезут… Завтра будем проводить штабные учения. На три дня выедем в район границы.
– А что будете делать?
– Воевать по карте: наносить расположение сил противника и наших на карту, условно вступать в бой, принимать решения. Надо мне еще подготовить карту, склеить отдельные листы.
Он достал из планшета несколько листов и разложил на столе.
– А мне можно посмотреть? Это не секретно?
– Вообще-то секретно, но муж и жена – одна сатана. Только ты все равно не поймешь.
– А ты растолкуй. Может, и пойму.
– Вот жирная пунктирная линия – это граница. А здесь тянутся высоты. На них – оборонительные позиции нашего полка. Тут, конечно, ничего не показано.
– Ваня, а если японцы нападут? Ну, с воздуха… А у нас и самолетов-то нет.
– У нас нет, а на соседней станции при штабе корпуса стоит авиаполк. Как видишь, все предусмотрено.
Она взглянула на наручные часы.
– Ой, Ванечка, нам пора в клуб на репетицию. Померанцев зевнул, потянулся.
– Что-то не хочется идти. Завтра надо рано вставать, ехать на учения. Понежимся хоть в постели.
– Не выдумывай! Репетицию срывать некрасиво. Что о нас подумают? Идем, идем, дорогой. – Она поцеловала его в щеку и начала собираться. Надев свое крепдешиновое платье, Евгения посмотрелась в зеркальце. Не хватало еще дорогого колье, которое осталось в Харбине. Но об этом она не тужила: наряжаться здесь было не к чему.
Ногучи долго ждал вестей от Евгении. И уже считал, что ее постигла неудача, как Трякина, который при переходе границы попал на минное поле и подорвался. Но тут поступила шифровка. Как из нее явствовало, Евгения сделала великое дело: вышла замуж за советского офицера, пробралась в пограничную часть и передает ценные сведения.
«Аматерасу Оомиками, благослови ее!» – молил капитан. Может, эта барышня окупит все неудачи, связанные с заброской и гибелью агентов. И тогда в харбинской военной миссии его будут считать незаурядным разведчиком. Вместо хулы он заслужит похвалу.