В те дни на Востоке
Шрифт:
В честь победы над Японией в этот день – 23 августа – Москва салютовала воинам Забайкальского, Дальневосточных фронтов, Тихоокеанского флота и Монгольской армии…
Глава двадцать первая
Стремительное наступление советских войск не только парализовало японскую армию, но и лишило возможности японцам вывезти ценное оборудование или взорвать стратегические объекты. Отступая с Хингана, на КВЖД они заминировали тоннель. Но взорвать не успели. Советские саперы обезвредили более полутора тысяч мин и вынули огромное количество тола. В Лошагоу японцы приказывали полковнику Смирнову вывести из строя мост через реку на станции Сунгари-II. Но Смирнов поступил
Семенов тоже решил бежать. С этой мыслью он приехал в Дайрен к начальнику военной миссии капитану Такэока. Выслушав атамана, капитан одобрил его намерение.
– В ближайшее время из Дайрена пойдет подводная лодка и мы отправим вас в Токио.
Семенов задумался: уехать в Токио – значит, навсегда замуровать себя. Кроме того, Япония может быть оккупирована американцами. А янки не питают к атаману симпатий. В 1922 году он ездил с женой в Америку, чтобы заручиться поддержкой русских эмигрантов в своей борьбе за отделение Сибири и превращение в автономное государство. В Нью-Йорке его арестовали за то, что враждебно относился к американским оккупационным войскам в Приморье и отдавал предпочтение японцам. На суде выступил командующий экспедиционным корпусом генерал Гревс. Он назвал Семенова грабителем, требовал возместить ущерб в пять миллионов долларов. Однако Семенов не поскупился на подкупы адвокатов, и суд не вынес ему никакого наказания. Возможно, суд был затеян, чтобы постращать атамана и показать, на кого ему следует опираться. Но Семенов и в дальнейшем не изменил своей приверженности к японцам. Поэтому-то от американцев он не ждал ничего хорошего.
– Благодарю вас, Такэока-сан, но в Токио мне ехать не хочется.
– А куда бы вы хотели?
– В Шанхай. Там живет мой старший сын.
– Понимаю, господин атаман, но в Шанхай сейчас вступили американцы и войска Чан Кай-ши. Доблестные японские войска оставили город по высшим соображениям.
«И тут американцы! – вознегодовал Семенов. – Никуда от них не уйдешь»… Однако, поразмыслив, он решил, что Шанхай для него менее страшен, чем Советский Союз. В Шанхае можно раствориться или уехать из него в такую тихую страну, как Австралия.
– Все-таки меня больше устраивает Шанхай, – твердо сказал атаман.
Такэока выдал ему 20 тысяч иен, обещал подготовить документы.
Семенов вернулся в Какагаши, чтобы собраться в дорогу. Пустотой встретил его некогда людный и шумный особняк. Кроме экономки, никого не было. Дочери еще гостили у знакомых в Харбине. Атаман намеревался уехать без них, но теперь передумал: родины нет, а тут еще и детей потеряет. Последняя дочка от умершей кельнерши Зины воспитывалась у бабушки. А вот пятнадцатилетняя Лиза и семнадцатилетняя Таня от другой жены жили с ним. Он старался дать им хорошее образование. У Лизы было призвание к музыке. Она играла на рояле и аккордеоне. А Таня хотела стать учителем иностранного языка. Для того училась в немецкой школе. И если он оставит их здесь, что будет с ними?..
Атаман дал телеграмму в Харбин, чтобы дочери немедля выехали домой.
На следующий день к нему прибыл офицер из дайренской военной миссии. Он сообщил, что есть возможность уехать в Пекин, а оттуда перебраться в Шанхай.
– Когда?
– Сегодня, даже сейчас.
– Сейчас не могу: дочери еще не вернулись из Харбина.
– Смотрите, господин атаман, как бы завтра не было поздно – советские на подходе.
– Понимаю, но…
Дочери скоро вернулись. Как они повзрослели! Даже низкорослая Лиза заметно вытянулась, похорошела. Но его больше удивили их взгляды на жизнь, их суждения. Они почему-то радовались, что Япония потерпела поражение. Говорили, что в Харбине все ждут прихода Красной Армии, что напрасно отец вызвал их – им так хотелось увидеть советских!
Семенов заговорил строго, желая разом покончить с этими девичьими сантиментами.
– Выслушайте меня, дети мои. Нам нельзя дальше оставаться здесь. Мы должны выехать в Шанхай до прихода советских.
Лиза, сидевшая у раскрытого рояля, надула губы.
– Папа, мы когда-нибудь поедем в Россию или вечно будем скитаться по чужим странам? В Харбине говорят, что после войны русским эмигрантам разрешат вернуться в Россию. А мы куда-то убегаем.
«Разрешат, только не мне», – желчно подумал атаман.
– Лиза, тебе не понять тех обстоятельств, в которые поставлен я. Вся моя жизнь была посвящена борьбе с большевиками. И поэтому со мной…
– Но это же было в гражданскую войну.
– Не-ет, – усмехнулся Семенов. – Нет, нет. Мне нельзя оставаться. А вы, значит, не хотите в Шанхай, к брату Святославу? – Он взглянул на Лизу, которая тихонько постукивала пальцем по клавише, потом на Таню – светловолосую и высокую, молча стоявшую у окна со скрещенными на груди руками.
– Брата Святослава мы плохо знаем, а в Шанхае нам делать нечего, – не оборачиваясь, твердо сказала Таня.
– Папа, поедем лучше в Россию. – Лиза подошла и прижалась головой к груди отца, сидевшего на диване. – Ты покаешься, и тебе простят.
– А может, я не прощу! – вдруг взревел Семенов. Глаза его полыхнули лютой злобой. Он оттолкнул дочь. Таким они его еще не видели. Значит, не напрасно мать как-то назвала его извергом рода человеческого.
– Папа, – холодно и спокойно сказала Таня. – А если бы победила Япония, заняла Сибирь по Урал и тебя поставили бы вроде императора Пу-И, разве это была бы независимая «новая» Россия, о которой ты мечтал?
Семенов отвел в сторону глаза, насупился. Это был тупик, из которого он не находил выхода, когда раздумывал о своей будущей России.
– Ну, тогда бы я организовал борьбу против иноземцев и изгнал бы их из пределов российских.
– Значит, опять кровь? Опять гибель цвета России? Нет, папа, ты не прав. Вот сейчас родилась воистину новая, независимая Россия…
– Таня! Замолчи! – крикнул Семенов. Но дочь не унималась:
– …которая разбила всех врагов и стала великой державой!
– Кто научил тебя так рассуждать? Это не твои мысли! Лиза положила руку на плечо отцу.
– Мы, папочка, в Харбине читали такие советские книжечки, которые тебе и во сне не приснятся. А в последний день даже слушали Хабаровск.
Лиза не сказала, что они ходили к Пенязевым, встречались с Машей, которая в корне изменила у них представление о Советской России.
– А какую я песню слышала! – Лиза подошла к роялю и заиграла, напевая: – Легко на сердце от песни веселой…