В тени большого взрыва 1977

Арх Максим

— Чегой-то ты по имени-отчеству решил обратиться?

— Ну скажи, что будет? — продолжал настаивать пионер остановившись.

— Да ясно что — шухер будет. И никому мало не покажется.

— Вот и я о том. А посему, мы должны это предотвратить и не упасть в грязь лицом.

— Как?

— Очень просто. Дабы всех нас спасти, мне нужно вот что…

Пятнадцать минут ушло на то, чтобы всё же уговорить полковника принести мне и коллективу три бутылки эликсира. Удалось это сделать путём трёх махинаций-манипуляций. Первое: Я начал торги с ящика — то есть с двадцати бутылок. Второе: Я заверил, что не буду с этим вопросом тогда лезть к Тейлору. И третье: Я устроил самый настоящий шантаж, заявив, что если этого не будет, то и петь я не буду.

… — И вообще я убегу

нахрен и хрен вы меня найдёте!

— Это шантаж, — набычился Кравцов.

— Просто, прошу тебя, достань, что мне нужно и всё будет ровно и красиво, — мягким тоном сказал я и, посмотрев в глаза гэбисту, добавил: — Я сам понимаю, как это глупо звучит и, вообще, сама тема глупая. Также я понимаю и звучащие в голове голоса, которые негодуют от абсурдности всей ситуации. Но что я могу сделать?! Раз Родине надо, чтобы я спел, то я, непременно, спою!! Но будет это в последний раз, ибо я не готов больше в такой бредятине участвовать! Ты думаешь мне это нужно? Нет! Это нужно для дела, а значит и будет сделано!

— А если ты напьёшься и не сможешь петь? — разумно спросил он.

— Смогу. Сделай что прошу и всё будет чикибамбони! — заверил пионер и, оставив, стоящего в задумчивости с засунутыми руками в карманы брюк, Кравцова, пошёл в свою индивидуальную гримёрку.

Закрыл за собой дверь, поставил стулья друг с другом в ряд и, улёгшись на них, сразу же уснул, дабы не терзать душу ожиданием.

Вообще такое поведение перед важным выступлением мне было свойственно. В самом начале музыкальной карьеры эти периоды — промежуток времени до выхода на сцену, я, как и многие другие музыканты, ожидал в пустых разговорах в гримёрке, постоянно, посматривая на часы и волнуясь за будущее выступление. Но с опытом понял, что это время можно использовать с большей пользой, и стал предпочитать глупому волнению либо прочтение книг, либо сон. Конечно же, многие исполнители и музыканты предпочитают проводить это время за разговорами в баре или в гримёрке. Но тут есть свои подводные камни. Иногда исполнитель перебирает с общением и, естественно, на сцене уже ничего исполнить не может. Я, в той жизни, последние годы не пел, а на выступлениях только играл, поэтому алкогольный отдых мне был не нужен, и я тупо отказывался от весёлого предконцертного застолья и находил себе место, где можно было поспать.

А что тут такого? Приехал на концерт. Тебе говорят: «Твоё выступление через два часа». А ты им в ответ: «Мне пофигу, разбудите меня за пятнадцать минут до того, как идти на сцену». И всё окей. Тебя будят, ты умываешься, приводишь себя в порядок и, вуаля, ты готов к труду и обороне.

А то ждать чего-то… Думать, как оно пройдёт: «А всё ли получится?» «Не облажается ли кто?» «Как примут зрители?..»

Нет уж, спасибо. Я к таким терзаниям не готов. Мой девиз был прост — «Проснулся. Вышел. Отыграл. Получил бабки и… и в ресторан».

Другое дело в молодости… Это да… страшно даже сказать в каком состоянии мы иногда выползали на сцену…

Н-да… Весёлые были денёчки…

— Саша! Саша, открой! Это мы! — раздался голос из-за двери, который и вывел меня из сна.

Пробурчав монументальные слова: — Ну вот и всё, — открыл замок и увидел перед собой коллектив, который радостно улыбался мне.

— Ну, что, ребята, готовы? — зевнул я, потягиваясь.

— Да, — хором крикнули они.

— Уважаемые друзья! Прошу, минуточку внимания. Итак… Ребята, мы долго и упорно шли к этому. И хотя последний концерт был вполне удачен, я уверен, что сегодня вы не подведёте нашу отчизну и выступите ещё лучше. Главное — не нервничайте, не дёргайтесь и всё будет хорошо. Если сбились не пытаетесь сразу влезть, а просто прекращаете играть, слушаете, что играют остальные и только после этого аккуратно встраиваетесь. Это касается не только музыкантов, но и вокалистов. Потерялись? Не успели на припев или куплет? Ничего страшного. Пропускайте строчку и начинайте петь, как ни в чём небывало. И публика, и начальство ничего не поймут и подумают, что это просто техническая неисправность. Для того, чтобы их не разочаровать и убедить в этом, вы по окончании композиции подёргайте руками шнур

гитары или микрофона, сделав при этом удивлённый вид. Это создаст необходимое для алиби впечатление, и все всем будут довольны. Ну разве что монтажники потом люлей получат, но это уже дело другое. Всё поняли? — и видя множество кивков. Нашёл глазами художественного руководителя: — Яков Моисеевич, ты давай у пульта стой и делай всё, чтобы звукорежиссёр не уменьшал общую громкость. Звукачи любят это. Им, видите ли, больше дорога аппаратура, чем выступление артистов. И они постоянно берегут её. Не дай ему это сделать. Ты сам видишь сколько народа собралось. Нельзя, чтобы музыку заглушила толпа. Хрен с ней с аппаратурой. Ещё купят. Нам, как ты прекрасно понимаешь, важно, чтобы все это выступление запомнили надолго. Не мне тебе говорить — ещё никогда советская эстрада не выступала на таком масштабном «Вудстоке». Так что не дай им нас заглушить. Кстати, на будущее нам нужен свой звукач, который будет делать всё как мы скажем. Ок? Тогда ладно, — и повернувшись к ребятам. — Ах да, кстати… Те артисты, которые сейчас не выступают, должны быть у себя в гримёрке и отдыхать, а не шляться за кулисами и уж тем более в зале. Это касается в первую очередь дам. Зер гуд? — посмотрел на часы и сказал: — Пора. Ни пуха, ни пера!

— К чёрту, — несинхронно кивнули мои детишки и двинулись было к сцене, но мне их настрой показался крайне вялым, поэтому я остановил их, крикнув: — Стоять! — подошёл вплотную и, как в третьесортных киношедеврах, стал проводить, прости, Господи, аутотренинг, для чего выпучил глаза и заорал: — А теперь я спрашиваю, а вы отвечаете! Понятно?

— Да! — опешили они.

— Не понял. Ещё раз. Понятно?

— Да! — более чётко и слаженно выкрикнули детишки.

— Мы долго тренировались, поэтому мы должны сделать это! — воскликнул суперспециалист по психологии, забыв пояснить при чём тут какое-то «это». — Ясно?

— Да! — заорали ребята в ответ, вероятно, всё же поняв о чём это я умолчал.

— Мы лучшие?

— Да!

— Мы самые лучшие?

— Да!

— Мы самые-самые лучшие?

— Да!

— Не слышу. Громче!

— Да!

— Так идите и порвите их всех на@@@!!

— Да!! — заорала моя паства, резко развернулась и с криками «Ура!», оскалившись, бросилась в бой.

Я выдохнул, посмотрев на потолок, потёр горло и стал вспоминать куда положил ключ от гримёрки, чтобы закрыть её и сходить прослушать первые композиции «Импульса» — нужно было убедиться, что всё идёт нормально.

— Васин, а ведь ты так в конце концов охрипнешь, — неожиданно открыв дверь, произнёс гэбист. Зашёл внутрь, закрыл за собой, повернул ключ, торчащий из замка, и протянул целлофановый пакет.

— Это мне? — спросил я, взяв предлагаемый подарок.

— Тебе, тебе, — хмыкнул тот и добавил: — И ребятам.

— Ребятам потом, — помотал головой пионер и, посмотрев внутрь, понял, что наша служба хоть и опасна, и трудна, и на первый взгляд, как будто не видна, но, если надо, никогда не подведёт.

Внутри, кроме трёх эликсиров, находилась банка ветчины, прямоугольная буханка белого порезанного хлеба, что, для советского человека этого времени, было крайне необычно, палка сырокопчёной колбасы, пара сырков и где-то с килограмм яблок.

Дабы не терять времени даром, выложил всё из пакета на стол, а почти всю стеклотару, за исключением одного экземпляра, убрал в свою дорожную спортивную сумку.

— Будешь? — предложил Кравцову, откупоривая сосуд с сорокаградусной перцовой настойкой.

— Не пью, — покачал головой тот, сел напротив меня и спросил: — Ты, пожалуй, не всё пей всё же. А то помрёшь ещё. Мне потом голову снимут.

— Не помру, — ответил пионер и собрался было начать злоупотребление, однако был обломан, ибо в этот момент в дверь постучали.

Чертыхнулся и поинтересовался: — Кто там ломится?

— Саша. Это я, — произнёс друг Савелий.

— Ты почему не на сцене? — обалдел я, открывая дверь.

— Ребята подстраиваются. А я вот к тебе… — сказал Сева, увидел Кравцова, кивнул и прошептал: — Так я хотел узнать, тебе одеколон-то с духами оставить? А то они у меня в карманах лежат и мешаются.