В тени горностаевой мантии
Шрифт:
Не участвовала первое время Анна и во флирте, главном занятии и развлечении приглашаемых на праздники. Это было тоже необычно. Молодая, достаточно привлекательная девушка, она отнюдь не страдала от отсутствия внимания кавалеров, но явного предпочтения никому не оказывала. И ее спокойная холодность действовала отрезвляюще на самые горячие головы записных бонвиванов. Впрочем, наиболее проницательные уверяли, что за кроткой сдержанностью новенькой, скрывается весьма непростой характер, управляемый железной волей…
Выезды в свет требовали немалых расходов, а Протасовы, как мы помним, были небогаты… И в один прекрасный день, подсчитав протори и убытки, батюшка Степан Федорович заявил, что надобно сбираться и ехать в свои «палестины», понеже жизнь в Петербурге чересчур дорога. Сестра Мария зарыдала… Она только-только познакомилась на балу с молодым офицером, который весьма ей приглянулся. Анна тоже в тайне ждала хоть какого-то знака от императрицы. И вдруг — отъезд, крушение всех надежд. Анисья Никитична была в растерянности: с одной стороны хорошо бы домой-то, а с другой — у дочек что-то начинало налаживаться. Довольна была лишь братняя
Но в день, когда уже готовились грузить обоз, Степан Федорович получил известие о том, что его дочь девица Анна Степановна Протасова назначается в придворный штат Ее императорского величества юнгферой [27] с казенной квартирой во дворце, со столом и с жалованьем в семьсот рублей ассигнациями…
Еще будучи великой княгиней, Екатерина удивлялась обилию прислуги у русской знати. Дома и столичные дворцы были буквально набиты дворней. Кроме горничных, камердинеров, лакеев и поваров в покоях мельтешила масса ненужного народа: мамушек, приживалок, разного сорта убогих, старцев, шутов и шутих. Это был совершенно особый мир, ленивый, бестолковый, прожорливый и вороватый. Не имея определенных обязанностей, люди мельтешили, как мошкара, грызлись за призрачные привилегии и, пользуясь общей суматохой, отлынивали от выполнения приказаний. Поэтому, получив от императрицы Елисаветы небольшой штат фрейлин и служителей, Екатерина задумала по-своему распределить между ними обязанности. Причем постаралась сделать так, чтобы никто не оставался безделен.
27
Так называли молодых девиц, назначаемых в придворный штат Большого или Малого Дворов. Некоторые из них становились фрейлинами.
Однако Государыня выразила недовольство ее самостоятельностью и реформа не состоялась. Зато, обретя свободу действий, Екатерина сразу же перестроила штат. Прежде всего, она его сократила. Никого не отправила в отставку. Просто многие старые статс-дамы и фрейлины оказались не у дел, и как-то сами собой переставали бывать при дворе. При этом каждая, желающая отъехать в свое имение, получала награду и отпуск… На вакантные места пришли новые, более организованные, а то и просто более грамотные и расторопные молодые девушки и женщины, готовые соблюдать дисциплину и радеющие о порядке. Талант Екатерины подбирать людей по предназначаемым им ролям, был поистине удивительным.
Штат императрицы, по действиям своим, напоминал оркестр роговой музыки, [28] в котором каждый музыкант выдувал одну лишь ноту.
При этом, выполняя от начала до конца свою единственную обязанность, придворные служители пользовались полным доверием, и каждый мог считать себя единственным и незаменимым. Это обеспечивало с одной стороны ответственность и сознание своей значительности, а с другой — понимание зависимости от сюзерена, а следовательно — преданность, если не любовь. В такую роспись Анюта Протасова вписывалась как нельзя лучше. Вот только пока было неясно, какую же ноту в слаженном оркестре предстояло ей играть…
28
Роговой оркестр представлял собой набор охотничьих рогов, каждый из которых издавал только один звук хроматической гаммы. В России был введен чехом Иоанном-Антоном Марешем, приглашенным гофмаршалом императрицы Елисаветы Петровны Семеном Григорьевичем Нарышкиным в 1748 г. 37 инструментов разного размера, из которых для самого низкого тона делали трубы длиною до четырех метров, создавали общее звучание наподобие органа. До начала царствования Александра I роговые оркестры пользовались в России большой популярностью.
В назначенный день Анна нанесла визит чопорной и напыщенной обер-гофмейстерине Анне Карловне Воронцовой, и та дала ей ознакомиться и заставила поставить подпись под «Клятвенным обещанием Придворных служителей». Анна внимательнейшим образом прочла весь документ от начала до конца, чем заслужила молчаливое одобрение будущей начальницы. Большинство подписывалось не глядя и это раздражало старую надсмотрщицу. Анна же повторила вслух, как бы для того, чтобы лучше запомнить, ту часть инструкции, где говорилось о требовании содержать в тайне все, что бы она ни увидела или ни услышала при Дворе. [29]
29
Этот любопытный документ, изобретенный в 1730 г., заслуживает внимания, и потому мы приводим его целиком: «Понеже Ея императорское величество Всемилостивейше изволила меня в Придворную службу в……………… принять и определить, того ради обещаю и клянусь Всемогущим Богом во всем и всегда по моей должности и чину поступать Ея Императорскому Величеству как честному служителю надлежит верным и добрым рабом и подданным быть. Службу и интересы Ея Величества прилежнейше и ревностнейше хранить и о всем, что Ея Величеству к какой пользе или вреду касатися может по лучшему разумению и по крайней возможности всегда тщательно доносить и как первое, поспешествовать, так и другое отвращать, по крайнейшей целе и возможности старатися и при том в потребном случае живота своего не щадить. Такожде все что мне и в моем надзирании повелено верно исполнять и радетельно хранить и что мне поверено будет со всякою молчаливостью тайно содержать и кроме того кому необходимо потребно не объявлять и о том, что при Дворе происходит и я слышу и вижу, токмо тому, кто об оном ведать должен,
И только после этого, посмотрев в глаза Воронцовой, расписалась внизу листа. Тем же вечером старуха донесла императрице с каким старанием новая юнгфера отнеслась к формальностям. Екатерина и это не забыла в дальнейшем.
Поселившись во дворце на самом верху, почти под крышей, Анна скоро освоилась в многочисленных переходах и в неписаных правилах придворного общежительства. Она пришла к выводу, что роль неосведомленной наивной провинциалки, каковой она являлась вначале, имела массу преимуществ. Недостатка в советчиках не было. При этом «просвещающие» отнюдь не ждали в ответ каких-либо сведений. Это позволило Анне какое-то время не участвовать в круговороте сплетен и держаться в стороне от интриг.
Столь необычные при Дворе качества не могли пройти мимо внимания императрицы. Несмотря на множество раболепствующих перед нею людей, Екатерина была по-человечески довольно одинокой. Тех, которым она могла довериться лично, легко было перечесть по пальцам. Ближе других в ту пору были Анна Никитична Нарышкина [30] и Прасковья Александровна Брюс. [31] Первая слыла женщиной хитрой и склонной к пронырству. Другая — веселая толстуха, «Брюсша», как ее называли за глаза, была попроще, погрубее Нарышкиной и являла собой даму, чрезвычайно склонную к любовным утехам. Пользуясь постоянными отлучками мужа, она крутила хвостом налево и направо.
30
Нарышкина Анна Никитична (1730–1820), дочь генерал-майора Никиты Ивановича Румянцева и супруга любимого камергера Петра III и обер-шталмейстера, то есть главы конюшенного ведомства, в царствование Екатерины, Александра Александровича Нарышкина. При Дворе слыла сводней, дамой хитрой, склонной к интригам и недоброй. Тем не менее, дом Нарышкиных славился хлебосольством. Лев Александрович — великий шутник и острослов, сумевший сохранить свое положение при трех царствованиях, был весьма популярен в петербургском обществе.
31
Брюс Прасковья Александровна (1729–1786), сестра фельдмаршала П. А. Румянцева. Вдова дипломата и доверенного лица Петра I Александра Ивановича Румянцева, зная о богатстве Брюсов, обратила внимание на молодого поручика Якова Александровича Брюса и выдала за него замуж свою дочь Прасковью. Суровому и недалекому исполнителю предписаний императрицы Екатерины II, каковым являлся Брюс, не очень-то подходила ветреная хохотушка Прасковья. Тем не менее, искренне преданная государыне, она помогла и в карьере мужу. До 1779 г. Прасковья Александровна Брюс — доверенное лицо императрицы. После случая скандальной связи с фаворитом Иваном Римским-Корсаковым удалена от двора и жила некоторое время за границей. Однако опала супруги не повлияла на положение мужа, и граф Яков Брюс, имевший уже чин генерал-аншефа, был назначен сначала генерал-губернатором Москвы, а затем Петербурга. Из детей супруги Брюс имели лишь одну дочь Екатерину, бывшую замужем за графом Василием Валентиновичем Мусиным-Пушкиным, присоединившим, по разрешению императора Павла I, к своей фамилии также и фамилию Брюс.
В отличие от большинства, обе наперсницы приняли новую юнгферу настороженно. Анна не разглядела с самого начала подлинную сущность обеих и это, как мы увидим в дальнейшем, стоило ей немалых переживаний. Остальные дамы и кавалеры Двора старались просвещать новенькую наперебой. Сплетни — любимое занятие при любом Дворе.
На одном из раутов в самом начале службы Анне показали бывшего камергера покойного императора, а ныне дипломата графа Сергея Васильевича Салтыкова, [32] воротившегося из Парижа.
32
Салтыков Сергей Васильевич (1726/28–1813) — камергер великого князя Петра Федоровича, дипломат, впоследствии генерал-поручик. Несмотря на свою расточительность, Салтыков и позже пользовался добрым отношением Екатерины. Всегда был достаточно богат, занимал должности сенатора, президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки. Его коллекции картин, камней и медалей славились по всей Европе, а его меценатство делало ему честь при жизни и оставило за ним благодарность потомков после его смерти.
Видный мужчина он, казалось, в совершенстве владел искусством обращения с людьми с тою хитрой ловкостью, которая приобретается лишь жизнью в большом свете. Говорили, что, будучи во французской столице в ранге посланника, он вел такую легкомысленную и распутную жизнь, что наделал долгов, заплатить которые просто не мог. Государыня велела погасить их из кабинетных сумм, а самого графа определила с довольным содержанием в Дрезден. Анна недоумевала по поводу такой щедрости. И тогда фрейлины, не в силах сдержаться, рассказали ей «за тайну» о предполагаемом его отцовстве наследника. Однако Анна, сколько ни вглядывалась, фамильного сходства не нашла.