В тени горностаевой мантии
Шрифт:
Дуняша заплакала.
— Как можно, ваше высокоблагородие, что вы… Ежели бы я не почитала и не любила вас за ваши милости ко мне, разве бы я когда такое сказала! Мы ведь не без понятия, знаем, что их сиятельство вам сродники. Только мы все сокрушаемся да жалеем их величество государыню, которые все сносят по великодушию своему. А вам, ежели желаете, я и место на Каменном покажу, где бывают у них собрания…
Про Каменноостровские бани Анна слыхивала и раньше. Видела не раз приземистые бревенчатые срубы на берегу Невки. Там же стояли и общественные купальни. Правда, ими мало кто пользовался. Женщины разного звания и возраста, привлеченные чистой водой, в жаркие дни раздевались прямо на берегу, не заходя за ограды. Все с удовольствием плескались, не обращая ни на кого внимания. В ту пору еще не вышел указ
Ей говорили также, что почти при каждом таком заведении хозяин содержал целый штат девок для услуг, и что последнее время гвардейские офицеры взяли моду ездить туда компаниями. Набирали с собой вина, закусок и устраивали подлинные оргии… Фрейлины рассказывали эти страсти шепотом, закатывая глаза… Но чтобы Орлов, при государыне… Анна почувствовала волнение. Если даже это и не полная правда, она ей пригодится, чтобы сквитаться с Гришкой за «потворенную бабу», и за «девку». Она поднялась и достала кошелек.
— Что ты мне донесла, то ладно, и вот тебе деньги. Но Боже тебя избавь говорить об том же предмете еще с кем… Ты ведь знаешь, его сиятельство шутить не станет… Ну, а коли что новое узнаешь — говори только мне, я тебя без милости не оставлю.
Несколько дней спустя Дуняша передала хозяйке тайные разговоры комнатных служительниц императрицы. Дескать, по возвращении из Питера их сиятельство с пучком лозы бегать изволил из одного покоя в другой, а государыня в нагом вовсе виде от него де скрывались… Анна даже задохнулась от возмущения и хотела тут же прогнать девку. Но передумала и снова дала ей денег, наказав слушать да помалкивать…
Сама же, при очередном исчезновении Орлова, в разговоре с Анной Никитичной Нарышкиной, как бы случайно обмолвилась о банях на Каменном. При том сокрушенно добавила, что де, говорят, будто некоторые и сиятельные особы не гнушаются посещать сии нездоровые и неблагопристойные заведения…
— Неужто такое быть может? — спросила она в конце разговора, наивно округлив глаза.
Нарышкина опустила заблестевшие глаза и как могла равнодушно пожала плечами.
— Врут, должно, люди… А там, как знать…
Но Анна, уже понаторевшая в придворных интригах, поняла, что ее слова упали на благодатную почву. Не спуская весь вечер глаз с Анны Никитичны, она подметила, как та шепталась о чем-то с бывшей фрейлиной Двора покойной императрицы Елисаветы, старой княгинею Дарьей Алексеевной Голицыной, а та, в свою очередь, долго-долго беседовала с графом Никитой Ивановичем Паниным. Панин же и был тем ухом, коему она в первую очередь предназначала свои слова.
Но то ли что-то помешало, то ли было не ко времени, но задуманная ею интрига немедленного развития не получила…
В октябре 1768 года двор был поражен неприятным известием: в фрейлинских покоях заболела Анюта Шереметева, объявленная невеста графа Панина. Лейб-медик Роджерсон, обследовав заболевшую, обнаружил сыпь, располагающуюся треугольниками внизу живота, на груди и под мышками. Причем в некоторых местах уже высыпали пустулы — мелкие пузырьки, наполненные жидкостью и гноем. Закрыв двери в комнату больной, он категорически заявил:
— Variola, сиречь smallpox, die Pocken [47] — оспа!..
47
smallpox — оспа по-английски, die Pocken — оспа по-немецки.
Мы уже имели возможность видеть, что Екатерина была женщиной с сильным характером, но это был характер женский, а значит, в достаточной степени — непоследовательный. Да и существуют ли вообще однолинейные натуры, скажем — только бесстрашные, только умные или только глупые и трусливые? Каждому человеку, наверное, отмерено природой и то и другое. Екатерина боялась пожаров и, как большинство
В России от оспы ежегодно умирало до двух миллионов человек. Это при общей-то численности населения менее двадцати миллионов… Так что, если учесть, что Европа, ко времени рождения Анхальт-Цербстской принцессы Софьи-Августы-Фредерики, уже практически избавилась от ужасного недуга, понять страх императрицы Екатерины II перед оспой можно.
Узнав о болезни фрейлины Шереметевой, государыня с наследником и Двором спешно покинула Зимний дворец и переселилась в Царское Село. Но страх для сильных натур, почти всегда — предтеча интереса, а за интересом следует стремление к познанию и решимость бороться.
Мысль о борьбе с оспой давно занимала Екатерину. Она высказывалась по этому поводу не раз, в том числе и в письмах к Вольтеру. Зная, что такие способы давно найдены на Востоке. Еще в 1717 году английский посланник в Константинополе, герцог Монтегю, едва ли не первым из европейцев, решился привить оспу своему заболевшему шестилетнему сыну и тот выжил. Его примеру последовал секретарь французского посольства маркиз Шатонеф, согласившийся на прививку сам и прививший трех своих сыновей…
И хотя во всем мире, а особенно в России, не утихали споры по поводу оспопрививания или вариолизации, от латинского слова Variola — оспа, Екатерина вызвала из Англии доктора Томаса Димсдаля, о котором было известно, что из шести тысяч, привитых им, умер лишь один ребенок трех лет.
Врач с сыном приехали, когда Анну Шереметеву уже похоронили. Граф Никита Иванович Панин заперся в своем доме на карантин, занавесил зеркала и пил горькую. Духовенство осуждало вариолизацию, яко протест против божественного волеизъявления, и требовало принимать последствия болезни со смирением. А посему старая столица встретила англичан взрывами негодования. И в Петербурге многие врачи выражали недовольство — приезжие эскулапы подрывали их авторитет… Но Екатерина была непреклонна.
Для прививки остановились на заболевшем ребенке, Саше Маркоке, [48] жившем с мамками и няньками при Дворе.
48
В письме графу Ивану Григорьевичу Чернышеву, бывшему послом в Англии, Екатерина писала: «Моя же ныне есть забава тот самый мальчик, от которого мне привита оспа… ему шестой год и мальчик клоп. Брат ваш гр. Зах. Григор., гр. Гр. Григорьевич (Орлов) и самый Кирилла Григорьевич (Разумовский) часа по три, так как и мы все, по земле с ним катаемся и смеемся до устали. Если вы хотите знать, кому он принадлежит, то брат ваш говорит, что со временем он займет место Бецкого, и не спрашивайте меня более». Среди историков существует мнение, что А. О. Маркок-Оспин — один из внебрачных детей Екатерины. Георг фон Гельбиг пишет, что в Петербурге фрейлина Протасова воспитывала еще двух дочерей императрицы от Орлова. Одна из них и вышла замуж за полковника Федора Федоровича Буксгевдена. Судьба второй неизвестна.
В исторических записках разных авторов фигурирует различное количество детей, предположительно рожденных Екатериной II:
Павел Петрович (предполагаемый сын Петра III/С. Салтыкова).
Алексей Бобринский.
Галактион.
Александр Морков (Оспин)
Дети Г. Орлова:
Сын?
Елисавета Алексеевна.
Дочь?
Дети Г. Потемкина:
Елизавета Темкина
Сын?