В тени граната
Шрифт:
— Возможно, это не было бы такой трагедией, если бы осталась невысказанной большая часть всего этого. У семьи Карла жизнь сложилась очень трагично. Как вы знаете, его отец умер молодым, а его мать...
Чарльз Брэндон кивнул. Кто не слышал о сумасшедшей королеве Испании, которая так оплакивала своего неверного супруга, что возила с собой его труп, куда бы ни ехала, пока ее не сделали чем-то вроде пленницы замка Тордесилья, где она все еще и остается.
Но Брэндон не хотел говорить о туповатом Карле, его отце-волоките или
Он взял руку Маргариты в свою. Его девизом всегда было безрассудство в любви, а он считался ее знатоком.
— Маргарита,— начал он,— вы слишком красивы, чтобы оставаться незамужней.
— О, но мне так в этом не везет.
— Это не значит, что так будет всегда.
— Мне пришлось столько пережить, что предпочитаю больше не рисковать.
— Тогда кто-то должен попытаться заставить вас изменить свое мнение.
— И кто это должен быть?
— Кто, как не я? — прошептал он.
Маргарита отняла от него свою руку. Она и так слишком сильно, чтобы быть спокойной, ощущала его притягательную мужественность.
— Не может быть, чтобы вы говорили всерьез.
— Почему нет? Вы же вдова, которая может выбрать себе супруга.
Маргарита посмотрела на него. Он действительно красивый мужчина и у него есть жизненный опыт, чего не хватает его юному королю. Маргарита спросила себя, сможет ли она с ним быть вновь счастлива? Брэндон заметил ее колебание и, сняв с пальца кольцо, надел на ее палец. Она смотрела на него в изумлении.
Затем к ним присоединились Генрих, Максимилиан и юный Карл, и когда мальчик, без всякого выражения в его мертвенно бледных глазах, стал смотреть на кольцо на руке тетки, Маргарита, знавшая его лучше всех остальных, поняла, что ему ясно значение той маленькой сцены, которую он наблюдал издали — он все понял и не одобряет.
К началу октября Генрих, которому прискучили забавы, стал надеяться, что завоюет новые лавры; однако, наступил дождливый сезон, и когда он разыскал Максимилиана и спросил, готовы ли они начать марш на Париж, император глубокомысленно покачал головой.
— Ваше Величество не знает, что такое наша фламандская грязь. Нельзя планировать наступление, если нужно бороться с ней.
— Тогда когда же? — хотел знать Генрих.
— Будущей весной... будущим летом.
— А что со всеми войсками и оснащением здесь?
— Обо всем этом позаботится этот добрый малый Уолси. Можете на него положиться, он благополучно вернет их для вас в Англию.
Генрих колебался. Он вспомнил, что пришлось перенести Дорсету, когда тот остался на зиму в Испании.
Он понял теперь, что это единственный открытый для него путь. Он был разочарован, так как надеялся вернуться в Англию победителем Франции. Все, чем он мог похвалиться, овладение двумя французскими городами и захват нескольких пленных, отправленных
Захвату Теруанна и Турени Катарина могла противопоставить победу при Флоддене, и самолюбие Генриха было задето, потому что он был вынужден признать, что ее победа значительнее.
Он был сердит на нее, особенно теперь, когда ему стало известно о потере ребенка. «Потерян, чтобы удержать твое королевство, Генрих». Он нехотя согласился, что все сделанное ею было необходимо. Но, видимо, Бог против них, сказал он себе; и поскольку во Франции он познал много других женщин, Катарина стала удовлетворять его меньше.
О, настало время вернуться домой, и он мог отправиться туда как победитель. Народ Англии будет радостно приветствовать его возвращение.
Генрих послал за Брэндоном.
— Как продвигается ухаживание? — лукаво спросил он. Брэндон покачал головой.
— Мне нужно время.
— Как раз этого у тебя и нет. Мы возвращаемся в Англию. У Брэндона был подавленный вид.
— Не бойся,— сказал Генрих,— мы вернемся и тогда ты скоро, я не сомневаюсь, увлечешь герцогиню Маргариту на брак.
— Она вернула мое кольцо и попросила назад то, что я взял у нее,— сказал Брэндон.
— Вот как? Леди застенчива.
— То кажется, что она решилась, то опять идет на попятный. Говорит о своих предыдущих браках и опасается, что обречен на неудачу. Потом говорит о своем долге перед племянником. Этот малый, правда, выглядит так, будто нуждается в присмотре.
Генрих засмеялся.
— Каждый раз как я смотрю на него, я радуюсь,— сказал он.— Макс не вечен. Да и Фердинанд тоже... и тогда... будет нетрудно одурачить этого малыша, как ты думаешь? А кто возьмет бразды правления от старика Людовика... ведь он тоже, должно быть, почти на смертном одре? Франциск Ангулемский.— Генрих сощурил глаза.— Слышал, что это молодой хвастун... но что он преуспевает в развлечениях.
— Бледная тень Вашего Величества. Генрих вдруг поджал губы.
— Этот малый — развратник. О его связях с женщинами уже говорят, а он всего лишь мальчишка! Брэндон, ты подумал, что в один прекрасный день — и не очень отдаленный — Европой будут заправлять три человека... три соперника... главы трех великих держав? Это будет Франциск, я и этот молодой идиот Карл.— Генрих засмеялся.— Когда я думаю об этих двоих... и о себе... мне есть чему порадоваться. Господь будет благоволить добродетельному человеку, а не развратнику, ведь так? А какие надежды у юного Карла, у кого мать сумасшедшая и кто родился, кажется, с половиной мозгов? Я вижу впереди славное время и благодарю Бога за это пребывание в Европе,