В тени красных жасминов
Шрифт:
Пол тяжело вздохнул:
— Ты мне не веришь, да?
Ребекка развела руками.
— Конечно, верю. В любом случае сегодня вечером никто не имел бы намерений в отношении меня. Я выгляжу ужасно.
Пол еще недолго колебался и затем, пожав плечами, удрученно пошел к двери.
— Хорошо, хорошо, я пойду. Но я приду завтра. Ты не посмеешь встать утром, если почувствуешь себя лучше.
— Нет, нет, хорошо, спасибо, доктор… Виктор. — Ребекка закусила губу. Вдруг ее слова ей и Полу все напомнили, и это было видно по страдальческому
— Я пойду, — сказал он, сжав губы и как бы сдаваясь, и Ребекка видела, как он вышел в двери.
В среду утром ее состояние ухудшилось, она охрипла, и ей было трудно дышать. Казалось очевидным, что она это подхватила в тот туманный вечер в субботу, и она беспокойно ворочалась в своей кровати, а затем с трудом встала и позвонила в госпиталь.
Смотрительница все сразу поняла и настаивала на том, чтобы послать одного из докторов к ней на осмотр. Доктор Мэнли был мужчиной средних лет, имел детей. Он с некоторым упреком смотрел на Ребекку сквозь очки.
— Это все тс короткие юбки, которые вы, девушки, носите! — сухо заметил он. — Не удивительно, что вы все простужаетесь. Я еще удивляюсь, как ты не подхватила пневмонию! Скажи мне, есть тут кто-нибудь, кто за тобой присмотрит?
Ребекка издала печальный вздох. Она чувствовала себя ужасно, и ей хотелось бы, чтобы он ушел и оставил се в покос.
— Нет, — сказала она со вздохом. — Но я в порядке. Я справлюсь сама.
Доктор Мэнли нахмурился.
— Как? Как ты можешь справиться? Кто за тобой присмотрит? Кто сходит за лекарствами, когда они тебе понадобятся? Обеспечит теплым питьем? Все эти вещи тебе необходимы. Еда, например.
— Я не голодна. — Ребекка поплотнее укутала свой подбородок.
— Нет, может быть, не сейчас. Но проголодаешься.
— Тогда я встану…
Доктор Мэнли покачал головой.
— Не может одна из медсестер бессмысленно рисковать своим здоровьем, — сказал оп мрачновато. — Послушай, я поговорю со смотрительницей и узнаю, можно ли положить тебя в крыло изолятора, а?
— О нет. — Ребекка приподняла свои припухшие веки. — Я сказала вам, что скоро поправлюсь.
Но к концу этого ужасного дня стало ясно, что она совершенно точно не поправится, и то, что она подхватила, было не простой простудой. Она чувствовала слабость и дрожь, болела каждая косточка, боль стучала в висках, что приводило к головокружению всякий раз, когда она пыталась поднять голову от подушки. Как компетентный врач, доктор Мэнли позаботился, и позднее вечером ее расположили в крыле, обычно зарезервированном для пациентов с инфекционными заболеваниями. К этому времени Ребекка уже уяснила для себя, что для нее было бы облегчением передать заботы о себе кому-нибудь другому.
В течение десяти дней казалось, что чаша весов ее жизни колебалась. Простуда перешла в пневмонию, как и боялся доктор Мэнли, и только лекарства сохраняли ей жизнь. Ребекка мало понимала в том, что происходило. Между приступами удуший она спала и, казалось, выпивала галлоны жидкости. Лица, которые очень часто появлялись и исчезали в ее комнате, мало что ей говорили, и ее сознание, казалось, пронизывало только ее собственное несчастье.
Затем однажды утром она проснулась и обнаружила, что лихорадка прошла, и она больше не обливалась потом, как это обычно было. Когда она подняла голову, чтобы осмотреться вокруг, боль тоже исчезла, и в ее теле была блаженная легкость.
В этот день ей удалось немного поесть, и в результате она почувствовала себя лучше, но когда она увидела свое отражение в зеркале в ванной, то из-за происшедших с ней перемен пришла в ужас. Казалось, что плоть отпадала от ее тела, и лицо казалось худым и бледным. Могла ли она действительно так сильно измениться за такое короткое время? Это было невероятно. Но доктор Мэнли отклонил ее возражения, когда она попыталась сказать ему о своем удивлении, просто формально уверив ее, что ей сильно повезло, что она осталась жива, и что скоро к ней вернется ее сила и восстановится цвет лица.
После этого ее состояние улучшалось с каждым днем, она каждый раз понемногу больше ела и в целом старалась интересоваться окружающим миром. Некоторые из медсестер, с которыми она была и приятельских отношениях, приходили к ней, и она ждала случая с ними поболтать. Это уводило ее от мыслей о других проблемах.
К концу второй недели с ней пришел попадаться Пол. Он принес ей невероятный букет роз, и ее сиделка смотрела на них с восторгом.
— Розы в декабре, — тихо заметила она. — Как ты счастлива!
К облегчению Ребекки, Пол не упоминал о своих собственных делах. Он говорил о ее болезни и о том шоке, в который это их всех повергло, и, удерживая беседу в непринужденном русле, он казался ей менее настойчивым, чем она помнила.
После его ухода ее медсестра вернулась с розами, поставленными в воду.
— Разве они не прекрасны! — воскликнула она, улыбаясь Ребекке. — Я не знала, что ты знакома с Полом Виктором.
Ребекка вздохнула.
— О да. Я, ну, пару раз гуляла с ним.
— О, правда? — Девушка подняла брови, — А теперь?
— Я думаю, что все в прошлом, — сказала Ребекка, тщательно выравнивая покрывало кровати, — А что?
Молодая девушка хихикнула.
— А он, похоже, иного мнения.
Ребекка тоже улыбнулась.
— Знаешь, мы были просто друзьями.
— О, тогда все в порядке. Я просто случайно узнала, что он гулял с моей подругой как-то вечером пару дней назад.
Ребекка подняла брови, удивленная тем, что её не огорчили слова девушки. До этого времени она думала, что он был слишком увлечен ею. Она вздохнула. Ясно, что она была слишком переполнена мыслью о своей собственной значимости. И к тому же это было облегчением знать, что ей не придется больше испытывать перед ним чувство вины, и облегчением, что можно окончательно порвать все нити, связывающие с семьей Сент-Клеров…