В тени красных жасминов
Шрифт:
— О нет, мисс Линдсей. Там женщина, жительница Фиджи, я думаю, которая следит за ней.
— Роза! — У Ребекки непроизвольно вырвалось имя. — Это, наверное. Роза. — Она схватилась рукой за горло. — Но… но там сказано почему? Я хотела сказать, что я просто не могу в это поверить.
Мистер Брум улыбнулся. Он был очень сдержанным молодым человеком, и Ребекка не могла представить, что бы могло его расшевелить.
— Моя дорогая мисс Линдсей, насколько я понимаю, Фиджи — это другая сторона земного шара. Не каждый пожелал бы там жить, за тысячу миль от западной цивилизации.
Ребекка сжала губы.
— О, но вы не правы! — воскликнула она — Это сказочное место. Вы когда-нибудь были на Меланезийских островах, мистер Брум?
— Боюсь, что нет. —
Ребекка безучастно кивнула, встала с такой нервной поспешностью, что уронила перчатки и чуть не уронила сумочку. Неловко она подняла их и пошла к двери. Мистер Брум плавно открыл ее, и, когда она вышла, ей стало интересно, пробудил ли кто-нибудь из его клиентов в нем большее ощущение того, что он им предлагал.
На улице она остановилась, понимая, что для нее невозможно было завершить что бы ни было, пока у нее не будет времени, чтобы реально обдумать те возможности, которые ей предлагала Адель. Это был как некий сумасшедший сон, и она не могла в это поверить. Даже отодвинув в сторону то, что Адель ее никогда не любила, все равно еще оставалось невероятным, что теперь она является владелицей виллы на Фиджи. И что она собирается с этим делать?
У нее было несколько возможностей. Она могла бы вернуться к адвокату и сказать ему, что не хотела ни виллы, ни денег на ее содержание, и пусть он ее продаст и отправит деньги на какие-нибудь благотворительные нужды, как он сказал. Или она могла согласиться на виллу, поддерживать ее и пользоваться при случае. Или она могла поступить так, как Адель за много лет до нее, и покинуть Англию вообще, и осесть там. Ей, конечно, потребовалось бы работать, но это ее не беспокоило, так как казалось очевидным, что деньги, которые оставила бы ей Адель, предназначались лишь на поддержание виллы, а не на нее. Но она легко могла получить там работу, или частно, или в госпитале; доктор Мэнсон помог бы ей, и она могла бы начать совсем новую жизнь.
Только одна мысль беспокоила ее, но она ее решительно отбрасывала: осознание того, что Пьер будет за тысячи миль оттуда, в Англии, и не будет ни малейшей возможности увидеть его еще когда-нибудь…
Но тем не менее была ли у нее иная возможность? Он презирал ее, он даже вел за ней слежку, если она встретится с ним еще когда-нибудь, то это только приведет к еще большим унижениям, и она не была уверена, что это выдержит.
Она в эту ночь плохо спала. Ей хотелось с кем-нибудь поделиться, но не было никого, кому она могла бы довериться. Она подумала о Поле, но потом отбросила эту мысль. Он сам начинал новую жизнь. Ей не следовало тянуть его назад, в ее прошлое, только из-за эгоистичного желания довериться ему. Конечно, была Анет, но она знала так мало о том, что происходило, что Ребекка не могла иметь намерения посвятить ее в свое прошлое.
Так она лежала в одинокой нерешительности, ей стало любопытно, почему она была такой дурой, что решила отказаться от денег Адель, чтобы отомстить ей после смерти. Но к тому моменту, когда лучики рассвета проникли в комнату, ей пришлось признать, что никак уже не изменить того, что было в прошлом, и что она была бы дурой, отказавшись от того, что предлагалось. Какими бы ни были побуждения Адель, она никогда наверняка не узнает, что именно она намеревалась сделать.
Мистер Брум казался особенно довольным ее решением согласиться, и она сказала ему, что намерена вылететь на Фиджи в конце следующей недели, всего за три дня до Рождества. Казалось приемлемым, что она собиралась встретить Рождество в своем новом доме, хотя она и не совсем еще решила, будет там жить или нет. Может быть, была возможность какого-нибудь компромисса, но в любом случае ей требовалось больше времени, чтобы все окончательно решить.
Она вышла из адвокатской конторы, чувствуя, что у нее почти полегчало на сердце. Через десять дней она будет в пути, и ей уже не предстояло в одиночестве встретить Рождество в этой квартире…
Ребекка перевернулась на живот, закапываясь пальцами глубоко в песок, радуясь возрождающему к жизни теплу солнца, которое она ощущала на спине и плечах. Она только что поплавала в теплой глубине Тихого океана и теперь ничком лежала на своем собственном пляже, впитывая лучи солнца. Ее волосы представляли лежащий на ней страшный беспорядок золотистого шелка, но ей было все равно. Не было никого, кто мог бы ее увидеть. Кроме Розы, конечно, но той не было дела до внешности Ребекки.
Прошло два дня, как Ребекка приехала на Фиджи, и завтра был день Рождества. Казалось невероятным, что в Лондоне должно было быть так холодно, сырая погода, когда здесь было так тепло и множество красок. В течение двух дней она ничего не делала, только плавала и загорала на солнце, и уже слабый золотистый загар покрывал ее бледную кожу. Но была еще болезненно худа; но она знала, что несколько недель питания тем, что так вкусно готовила Роза, все приведут в порядок. Жительница Фиджи средних лет была необычайно рада видеть ее. Хотя они детально не обсуждали причины, по которым Адель оставила виллу Ребекке, это предстояло позже. В настоящее время достаточно было просто быть здесь, обмениваться случайными сплетнями и знать, что они друг друга понимают.
Теперь она посмотрела вверх и увидела Розу, идущую по песку к ней с белым конвертом. Приподнявшись на руках, она хотела встать, но потом снова легла на песок и сказала:
— Что это, Роза?
Роза остановилась около нее, протягивая ей конверт.
— Это письмо, мисс. Оно пришло всего несколько минут назад, и я подумала, что вам захотелось бы взглянуть на него.
Ребекка нахмурилась, взяла конверт и с любопытством повертела его в руках. Он был переправлен с ее лондонского адреса, поэтому тот, кто его посылал, еще не знал, что она уехала из страны. Она дала соседке по квартире свой новый адрес, и это явно она переправила его.
Роза улыбнулась и сказала что-то о том, что оставила духовку, и пошла назад, оставив Ребекку, которая открыла конверт немного неуверенными пальцами. Она не могла представить, кто это ей писал, и у нее возникло слабое предчувствие нависшей угрозы. Вытаскивая письмо, которое лежало внутри, она раздраженно подумала, что смешно было испытывать такое чувство, но все-таки она не могла избавиться от этого предчувствия. Кто это хотел с ней связаться и не знал, что она выехала из квартиры?
Письмо не было длинным, и когда она взглянула в низ листа, то у нее кольнуло внутри от беспокойства — потому что оно было подписано Шейлой Стифенс. Скрестив ноги, она начала читать, и, по мере того как она это делала, все ее ощущение удовлетворения начинало исчезать…
«Дорогая Ребекка! К тому моменту, когда ты прочитаешь это письмо, ты уже будешь знать, что унаследовала виллу Адель, но, как подруга, я считаю необходимым сообщить тебе, что Адель Сент-Клауд не оставляла тебе ничего. Наоборот, она умерла, не сделав никакого завещания».
Пальцы Ребекки дрожали, и, прежде чем продолжить читать дальше, она вынуждена была успокоить их. Писанина становилась слишком грязной.
«На самом деле вилла принадлежала не ей, а Пьеру Сент-Клеру. Он у нее ее купил, когда она вернулась в Англию, и с тех пор оставалась его собственностью. Причина, по которой она была тебе передана, очень проста. В силу некоторых обстоятельств Пьер чувствовал вину из-за того, как вел себя с тобой, и вследствие этого он выбрал такой способ успокоить свою совесть. Кроме того, может быть, он чувствовал, что это надежный способ вывезти тебя из страны — таким образом, подальше от него и Пола. В любом случае, как твоя старая подруга, я думаю, что ты заслуживаешь того, чтобы знать, во что ты, согласившись на это, ввязалась. Искренне твоя