В тени летящей птицы
Шрифт:
Так и жили. Бабуля еще пыталась шутить:
– Ну что, мои крючки, кушать будем? Щи безвырезовские? Или клейку?
Настенька помогала накрывать на стол, а бабушка во время обеда, чтобы ели медленней, рассказывала им сказки.
– Ну что, Дистрофия Шротовна, – обращалась она к внучке, на ощупь размазывая кашу по тарелке, чтобы казалось больше, – опять у нас постный день!
– Хоть бы на мяско посмотреть… – хныкал Митяй. Про мясо он только слышал, но, как оно выглядит, не помнил.
– Ну, Мить, это все живое! Что ходит, то и мясо!
– Елисей наш – мясо?
Нестор попятился
На Новый год он принес детям конфету – стащил у Матрены. Она шила рукавицы из заячьих шкурок и меняла их на продукты, а перед праздником выменяла на маленький кулечек конфет. Одну Нестор и умыкнул для «своих» детей. А ночами оберегал, чтобы крысы деток не трогали. Но серые твари и сами не заходили, как почувствовали кошачий дух.
В общем, Нестор старался как мог, и вдруг: «Съедим!» Кого? Его?
И тут рыжего осенило: крысы. Конечно же, крысы! Не они нас, а мы их! Охотник я или не охотник? Боец Красной армии или нет?
С того момента в доме ежедневно было мясо. Бабушка тщательно его промывала и долго-долго отваривала. Хотя оно все равно воняло мышами, но дети стали есть бульон и мясную еду. Это не то чтобы клей варить или обои есть… Свеженина.
Ночами наступало самое счастливое время. Нестор-Елисей, ложился вместе с бабушкой и внуками под гору тряпок и одеял между Митькой и Настеной. Так и грелись все вместе. Бабушка тихо рассказывала свои бесконечные сказки про королевича Елисея, говорящий ветер, солнце и луну, про Василису Прекрасную и Царевну-лягушку, про Ивана-царевича и серого волка. Дети тихо засыпали, а Нестор чувствовал себя нужным. На своем месте. А утром он приносил из подвала бабушке то, что они потом ели вместе с детьми.
Но однажды… Однажды рыжий сам попал в мышеловку: крысы поймали его на обычном предрассветном маршруте, загнав в тупик между канализационными трубами. Их было так много, что кот приготовился дать свой последний бой. Он прижался к трубе и, выгнув спину, страшно зашипел. В темноте крысы молча сжимали кольцо. Наконец одна, самая крупная, бросилась вперед. От сильного удара лапой она с визгом отлетела в сторону, но остальные, разинув зубастые пасти, тут же ринулись в бой. Нестор превратился в сущего тигра. Он бросался из стороны в сторону, оставляя вокруг окровавленные тела. А крыс становилось все больше. Они жаждали расправиться с заклятым врагом и не собирались упускать его из своих цепких лап. Вот уже несколько серых тварей повисли на коте. Еще, еще, еще. Они душили, топтали, рвали его на части. И, чувствуя, что погибает, рыжий завопил, но его голос утонул в глуши подвальной сырости. И уже угасающим сознанием Нестор уловил, как эхо, знакомый рык старого разбойника Тирана, и на крысиную стаю сзади обрушился грозно орущий когтистый ураган. Это было так неожиданно и страшно, что стая горохом рассыпалась по подвалу и мгновенно исчезла, оставив груду неподвижных тел. С тех пор на охоту коты ходили только вместе.
А тут оказалось, что в зоопарке родился детеныш обезьяны гамадрила. И ленинградские женщины в роддоме, все вместе, сцеживали понемногу свое молоко и выкормили обезьянку! Роженицы своим молоком – обезьянку! В голодном и холодном городе, где и людям не было места.
– Нет, мы –
Глава 10
Человеческое – это как?
Пришло лето. Нестор перешел на птиц. Ловил их легко, радостно. С одной стороны, с птицами было приятно иметь дело – все же не крысы. И есть их было вкусней, хоть и меньше еды получалось. Что там есть – перья да кости. А с другой стороны, жалко было птиц. Вон, люди спасали гамадрилу, а он тут синичек да воробьев ловит…
Нестор спрыгнул в подвал, – ух ты, а на улице теплее. «Надо бы наверх перебираться, – подумал он. – Столько пустых квартир стоит – что им этот подвал?»
И тут он обратил внимание на странную тишину. Настя стояла перед бабушкой навытяжку.
– И что ты думаешь? – хрипела раздосадованная старуха.
– Я думала, что ты обрадуешься, – лепетала внучка.
– Чему?
– Это ведь карточки на хлеб.
– Чьи?
– Я не знаю. Я нашла….
– А ты понимаешь, что ты жизнь человеческую нашла. И не одну! – гремела старуха помолодевшим вдруг голосом.
– Почему?
– Потому что мы будем жировать, а они с голоду умрут.
Настя стояла и теребила свое поношенное платьице. Бледные ножки из-под него выглядели спичечками. Была бы зрячей старуха, не посмела бы ругать такого дистрофика.
– Иди сейчас же и…
– Отдать продавщице? – Настя сделала движение, которое бабушка уловила.
– Стоять! Никакой продавщице! И ни у кого не спрашивай. Сама увидишь того, кто потерял… Ясно?
Девочка шмыгнула носом и кивнула.
– Теперь иди. И не плачь. Хорошо, что к тебе попало. – Бабка протянула сухенькую руку. – Ты прости меня, что я накричала. Самое трудное, знаешь что?
– Выжить? – с надеждой посмотрела Настя на бабушку.
– Нет, дорогая. Остаться человеком. Иди!
Настя повернулась и быстро поднялась по ступеням. Нестор из любопытства пошел следом. Он, конечно, себе объяснил это иначе: я на подстраховке! Я рядом. Мало ли чего…
Но ему было очень интересно, как это «остаться человеком»? И каким человеком? Тем, который с воздуха в них стреляет и бомбит дома с детьми? Или тем, который заворачивает под бомбежкой памятники? Весь Летний сад спрятали, его сфинксов запеленали в мешки, вокзалы и дворцы маскировочными сетками упаковали, как будто бы все это руины. По черной тарелке все время говорят: «Живы памятники – жив город!» И гамадрилу спасали…
Вот эти люди – люди? А те, которые кошек ловили и съедали, – тоже люди? А детей воровали и тоже… – люди? Ох, как сложно. А что на это сказал бы его профессор? Наверное, надел бы пенсне и произнес гнусавым голосом, поджав губы: «У Платона и Аристотеля по этому поводу нет общего мнения. Да-с… terra incognita».
Так рассуждал Нестор-Елисей, не теряя из виду девочку. Открыто ходить он уже не боялся. Больше голода горожане боялись крыс и с котами раскланивались при встрече, только что шляпы не снимали.