В тени монастыря
Шрифт:
– Орейлия, что происходит?
Она отдернула руку:
– Ярин, ты должен уйти.
– Но почему?
– Потому что я так сказала!
– выкрикнула женщина срывающимся голосом.
– Ты же на себя не похожа! Орейлия! Что произошло? На самом деле?
Орейлия рухнула в кресло. Ее трясло мелкой дрожью, широко раскрытые глаза были полны ужаса.
– Ко мне... Ко мне ночью явилась мать. Вся белая, будто из лунного света сотканная, и глаза такие жуткие... Она приказала мне прогнать тебя, как можно скорее. Я не хотела, пыталась уговорить ее, и тогда она вспыхнула, как факел и...
– силы оставили женщину, и она заплакала.
Ошарашенный Ярин стоял, не зная, что делать.
– Но это же был
– начал Ярин, но сразу же замолчал. Учитывая историю этого особняка, у Орейлии, разумеется, было особенное отношение к являющимся во сне прародительницам. Помолчав, он сказал:
– Хорошо, я уйду.
– Ты... ты уйдешь? Прости меня, я не хотела тебя выгонять, но она...
– Я уйду, обещаю тебе.
Орейлия продолжала плакать. Ярин сходил в ванную и принес ей ковш холодной воды и полотенце. Умывшись, она вытерла лицо, и, кажется, немного успокоилась.
– Ты знаешь, куда я могу отправится?
– спросил Ярин через какое-то время.
– Куда? В Назимку, конечно, - отозвалась Орейлия, - в Академию. Лето только началось, они как раз учеников набирают. Я все равно собиралась послать тебя туда рано или поздно. У тебя большие способности, незачем тебе тут прозябать... Конечно, я думала, что это произойдет через год-два, но...
– в глазах женщины мелькнул ужас, когда она вновь вспомнила о своем сне. Орейлия потрясла головой, - хорошо, конечно, отправишься утром, после завтрака. Что бы ни должно было произойти, вряд ли это случится завтра утром. Иначе матушка бы явилась ко мне заранее, - усмехнулась Орейлия, и, казалось, на этот раз она к ней окончательно вернулся ее острый, слегка язвительный ум, - она была весьма пунктуальна, знаешь ли.
Успокоившись, Орейлия ушла в свою комнату. Ярин так и не смог как следует поспать в эту ночь: всю ночь ему снились древние старухи в белых ночных рубашках, то и дело вспыхивающие, будто маслом облитые, и выгонявшие его в лес угрозами о страшных карах, и каждый раз он просыпался от испуга. Уходить ему не хотелось, тем более вот так, ни с того ни с сего, но, с другой стороны, он хорошо понимал, что не сможет так же, как Орейлия, прожить всю жизнь в лесной избушке. В мире было столько интересного, и узнавать обо всем из книг полувековой давности было как-то неправильно. Тем не менее, он не любил спешить, особенно из-за являющихся во сне призраков. Поэтому утром, когда Ярин, умывшись и одевшись, заходил в зал для завтрака, он еще надеялся, что Орейлия передумает. Эти надежды рассеялись, когда он увидел перед столом собранный ему в дорогу рюкзак.
Завтрак прошел почти без слов. Ярин достаточно разбирался в картах, чтобы понимать, куда ему нужно идти - по ручью до Сталки, а оттуда поездом на Назимку. Ярин поинтересовался, как Орейлия справится без него с хозяйством, но та только привычно отмахнулась от него:
– Как, как... Жила же я до твоего появления, и еще проживу - это лето точно, а там - посмотрим. Когда совсем состарюсь, Алехей перевезет меня к себе. Отправь, кстати, письма по дороге.
Ярин взял конверты - первый предназначался Алехею с факультета Чародейства Латальградского университета, а второй - некоему Дорну из Сталки, мужику, который прошлые годы помогал Орейлии по хозяйству за магарыч. Парень одел рюкзак и обнял добрую женщину на прощанье. В ее глазах выступили слезы - она привязалась к мальчику, который, пусть и на одну зиму, заменял ей внука. Много лет она убеждала себя в том, что вполне довольна своей уединенной жизнью - и, в самом деле, так оно и было!
– но, оказывается, ей все-таки не хватало кого-нибудь, кому можно приготовить завтрак, рассказать сказку или поделиться опытом.
Однако пришла пора прощаться - с волей предков шутить опасно. Орейлия протянула парню кожаный кошель:
– На, возьми. Здесь семьдесят золотых, этого должно хватить тебе на пару месяцев, может, и больше, если будешь экономным.
Ярин развязал кошель и вытащил из него пару монет - очень уж ему хотелось посмотреть на золотые деньги. Но никакого золота в кошеле не оказалось. Обычные железные монеты, на которых был отчеканен профиль какого-то деда с острой бородой и вьющимися, спадающими на плечи кудрями. Внезапно смутившись, Ярин забормотал что-то вроде "не надо, ну зачем же", но Орейлия решительно, как и всегда, пресекла то, что показалось ей глупостью:
– Не бойся, это не последние деньги. В лесу в них все равно нет особой надобности, а тебе надо и до города добраться, и поселиться, и поесть. Академия заботится о своих учениках, но тебе все равно нужно сначала поступить туда. Да и потом - ты заработал эти деньги. Ты славно помогал мне все это время.
– Но я же жил у вас, и вы меня кормили...
– А это я уже вычла. Ладно, долгие проводы - лишние слезы. Счастливого тебе пути, Ярин.
Попрощавшись, парень развернулся и решительно зашагал в лес, навстречу неведомому. Он не оборачивался, но если бы обернулся, то увидел, что Орейлия не смотрела ему вслед. Что сделано, то сделано, и незачем попусту бередить душу.
***
Летний Железный лес был совсем не похож на тот, что Ярин видел зимой. Земля оделась в зелень, тут и там украшенную россыпью мелких цветов, и деревья, ранее мрачные и щетинищиеся иголками, тоже будто оттаяли и приняли участие в празднике роста и жизни. Яркое утреннее солнце, чистый и свежий лесной воздух, пение птиц - все это делало бы прогулку донельзя приятной, если бы не одно "но". Это была прогулка в неизвестность. Не то что бы Ярин был испуган или обескуражен - что плохого его могло ожидать в самом обыкновенном городе?
– но все-таки у него не получалось во всей полноте насладится красотой раннего северного лета.
Дорога отняла у парня часа полтора, и, наконец, парень вышел из леса и продолжил свой путь вдоль кромки поля, простиравшегося до самого горизонта. Пройдя чуть дальше, он с некоторым удивлением увидел стоявший где-то посередине поля трактор, больше всего напоминающий небольшой деревянный сарайчик на колесах. Неказистый, покосившийся, тронутый ржавчиной и гнилью, он был явно не слишком удобен в использовании. Сейчас из трактора клубами валил пар, и вокруг него суетились несколько человек, которые то и дело ударяли его кулаками по бокам, пинали по колесу и крыли матом, пытаясь, видимо, добиться от него повиновения теми же известными способами, что всегда работали с ослами, быками и другой скотиной. Трактор, однако, отказывался сотрудничать. Может, помочь им?– подумал парень, и уже свернул было на ведущую к незадачливым крестьянам тропинку, как какая-то бабенка, заметив его, истошно заголосила:
– Ты кто такой? Че пришел? У нас ничего нет! Мы тебе ничего не дадим! Ну-ка давай, проходи мимо!
Огорченный таким приемом, Ярин пожал плечами, развернулся и пошел дальше, оставив грубиянов разбираться со своей проблемой самостоятельно. Вскоре на горизонте показались первые дома, и уже через десять минут Ярин был в Сталке. Ноги гудели - все-таки он шел без малого три часа. Улицы в городке лишь немного уступали лесу по степени бездорожья: они были даже не покрыты грязью, нет - они были сделаны из грязи, чавкающей под яриновыми подошвами. Все здесь было каким-то неудобным и необжитым: и маленькие облупившиеся одноэтажные деревянные дома, и покосившиеся заборчики, через прорехи в которых виднелись убогие неряшливые огородики. Казалось, что племя кочевников, спасаясь от внезапно свалившейся на них зимы, наспех выстроило это поселение с твердым намереньем покинуть Сталку при первой возможности. А потом по какой-то причине раздумало, и с тех пор остепенившиеся варвары так и жили в этих временных шалашах, не обживая их, впрочем, окончательно - мало ли, вдруг опять дорога позовет. Сами аборигены Ярину тоже попались: вблизи он хорошо разглядел их опухшие лица с глазами-щелками, которые проливали свет на еще одну причину царившей вокруг разрухи - обитатели Сталки были слишком заняты алкогольными возлияниями, чтобы благоустраивать свой городок.