В тени престола. Компиляция 1-12 книга
Шрифт:
– Сын мой. Видимо, просто иной причины я не нахожу, Вы влюблены в его сестру. Род Лузиньянов всегда славился красивыми женщинами. Вот только, помимо красоты, женихам придется тесно общаться с мужской половиной их рода. А это, признаюсь Вам, как ну духу, довольно трудное дело. Большинство Лузиньянов, из поколения в поколение, славились своей хитростью, верткостью и лукавством. Взять, хотя бы, отца мессира Годфруа, Вашего тезки и будущего родича. Он так исхитрился запутать и Его светлость Гильома графа Пуату, и графа Маршского, и еще много народа, причем владетельных и крайне могущественных сеньоров. Милейший Годфруа, примите мой совет, старайтесь держаться, как можно, отдаленнее от семейства Лузиньянов. Иначе они и Вас, в конце концов, втянут в свои игры и интриги…
Годфруа весь напрягся и подался в кресле вперед, впившись руками в подлокотники. Ему было немного неприятно слышать подобное от епископа, но любопытство тянуло его продолжать разговор:
– Сеньор Арнульф! А не наговариваете ли Вы, случаем, на это семейство? Может быть, у Вас или Вашего рода были или остаются какие-нибудь незаконченные споры и разногласия?
Епископ отложил в сторону четки и, взяв в руки большой золотой крест, произнес:
– Клянусь перед Богом, мессир Годфруа, что не питаю подлых мыслей и говорю Вам только истину, подкрепленную реальностью. Старая мечта и забытые претензии рода Лузиньянов на земли Марша, толкали, толкают, и будут толкать это семейство к выполнению их цели любыми способами. А, породнившись со столь могущественным сеньором, каким являетесь Вы, мессир сенешаль, они наверняка, помяните меня, попытаются втянуть и Вас. Клянусь мощами Святого Амвросия! На свадьбе или в скорости после неё, они попробуют рассказать Вам о своих давнишних претензиях на Марш!..
Годфруа было интересно, но он не подавал вида. Он откинулся на спинку кресла и, вертя в руке золотой кубок, якобы наслаждался светом от бликов драгоценных камней, украсивших его. Епископ, думая, что сенешаль не верит, продолжал:
– Лузиньяны, отпетые смутьяны и корыстолюбцы! Они готовы, ради получения Марша, бросить в пекло войны все близлежащие земли, вот увидите!
Годфруа отложил кубок и спросил:
– Так Вы освятите наш брак, сеньор епископ? Я, кажется, только это у Вас спрашивал…
Епископ растерялся, он почувствовал, что наговорил лишнего, и, часто кивая головой, ответил:
– Да, да, конечно, мессир сенешаль! Это большая честь для меня и всего графства Дрё!
– Вот и прекрасно. Я извещу Вас заранее о дате свадьбы. А пока, нет ли новостей от моего родича, мессира Годфруа де Лузиньяна? – Изобразив абсолютно равнодушный вид, сказал де Леви.
– Нет, мессир сенешаль, пока никаких новостей не поступало. Видимо…
Годфруа перебил епископа:
– Тогда, не сочтите за труд, известить меня, если они появятся, эти новости. А теперь, прошу прощения, устал…
Годфруа встал, давая понять епископу, чтобы тот удалился. Он почувствовал, что теперь держит Арнульфа полностью под своим контролем. Насмерть перепуганный епископ поклонился и вышел из комнаты, оставив де Леви одного. Годфруа стал размышлять:
«Епископ перепуган не на шутку. Это хорошо. Он практически в точности повторил мне то, что рассказывал принц. Значит, он человек честный. Это тоже хорошо. Но он страшно перепуган, думает, что сболтнул лишнего, значит, боится Лузиньянов. Теперь он будет держаться меня, я для него стану «каменной стеной». Это хорошо, даже здорово!..
Теперь, о Лузиньянах… Прохвост он, конечно, ещё тот! Это видно сразу. Но, сейчас он заботится о благополучии своей сестры, отбирая самые лучшие, значит, самые новые и наиболее подготовленные к войне, замки… Людовик не сможет меня упрекнуть в алчности, ведь он сам приказал взять с собой этого прилипчивого родича! Разрешил ему самому заняться отбором поместий, вот и пусть он мне выбирает, никто не сможет меня упрекнуть. Надо будет принять оммаж у тех рыцарей, кто покажется мне надежным и верным принцу и его делу. Своим рыцарям определю феоды или в доходном деле, или в угодьях… Есть интересные мысли, как можно будет использовать Лузиньянов и их желание стать графами Маршскими, после свадьбы расскажу о них принцу и Его величеству. А, пока, надо отдохнуть, попробовать, как следует, выспаться…»
Годфруа и сам не заметил, как начал превращаться в прожженного царедворца, политика и интригана. Но, интригана, если можно так сказать, честного, старающегося ради блага короны и своего хозяина, принца Людовика. Хотя, конечно, словосочетание « честный интриган», трудно совместимое… Сенешаль улыбнулся от этих мыслей и, переборов себя, взялся за продолжение изучения финансовых дел графства. Прежде всего, его интересовали списки рыцарей, которое обязано выставлять графство. Затем, де Леви решил как-то систематизировать их присяги, для того, чтобы привести их обязательства своему сюзерену, принцу Людовику, в единообразие. Он зарылся в ворохе сводов старинных кутюмов и пергаментов с оммажами сеньоров. День незаметно пролетел, де Леви приказал слугам зажечь факелы и растопить камин, комнаты дворца епископа были холодными. И это немудрено, ведь сам дворец больше смахивал на крепость своими толстыми стенами и узкими, словно бойницы, окнами. Старший слуга епископа, вертевшийся возле сенешаля, исподволь намекнул на то, что сеньор совсем не кушал с утра. Годфруа обратил на него внимание и сразу же почувствовал, как недовольно забурчал его пустой желудок, о котором он совсем позабыл, уйдя с головой в дела. Он согласился с предложением слуги накрыть стол с ужином прямо в кабинете. Довольный собой, слуга опрометью выскочил из комнаты и, в скорости, стол уже был сервирован и еда подана.
Только Годфруа решил поужинать, как его отвлек все тот же слуга, возникший в сводчатых дверях:
– Мессир сенешаль! Прошу прощения у Вашей милости, но прибыл сеньор де Лузиньян. Мне проводить его к Вам?
Настроение у де Леви сразу ухудшилось. Но, ничего не поделаешь. Он вздохнул, так как за эти дни уже успел немного отдохнуть от назойливости своего родича и сказал:
– Велите пригласить мессира де Лузиньяна ко мне.
Слуга исчез и, через небольшое время, в комнату влетел Лузиньян. Вид его был уставший, но довольный. Он, не особенно церемонясь, отряхнул пыль со своего костюма и, завалившись без разрешения в соседнее кресло, выпалил:
– Измотался я порядком! Объездил графство вдоль и поперек! Пересмотрел уйму замков, поместий и угодий… Думал, умру от усталости. Но! Выбрал-таки три замка и поместья. Замки все, как на подбор, каменные, опоясаны рвами, донжоны у двух замков каменные, в три-четыре этажа. У третьего, правда, донжон еще не достроен, два верхних этажа деревянные еще, зато сама башня большая, отделена цитаделью от общего двора! Ворота двойные с подъемным мостом! Короче, не замок, а мечта! Взять его штурмом бессмысленно! Он, как бы на острове! Ров широкий и глубокий, вода в нем проточная, свежая, я проверял сам… Отвести воду, вряд ли, удастся, так что не переживай, тебя, в случае чего, не так-то легко будет достать!
Годфруа чуть не подавился мясом! Он посмотрел на Лузиньяна и сказал:
– Слушай! Ешь, давай! Мясо остынет. И от кого, скажи мне на милость, надо прятаться, «в случае чего»? Обалдел ты, право, от своей скачки по графству…
Годфруа де Лузиньян, немного обидевшись, взял кусок мяса и, откусив от него большой кусок, продолжал:
– Обалдел, не обалдел, а забочусь о тебе, своей любимой сестренке Луизе и, прежде всего, о твоих детишках!..
Годфруа с удивлением посмотрел на него: