В тени престола. Компиляция 1-12 книга
Шрифт:
Раймон посмотрел на Гильома. Решительный вид герцога отрезвлял его, опуская на землю. Витание в облаках мечтаний о короне франков заканчивалось. Граф решительно и больно «упал с небес». Корона Капета и Хлодвига улетучивалась, превращаясь в зыбкий утренний туман.
– Но, я уже дал свое согласие… – растерянно ответил Раймон, пытаясь сопротивляться напору герцога. – Что мне теперь сказать папе Урбану на соборе? Я, честное слово, не могу отказаться!
– Ну, тогда, готовься, кузен! Я буду рядом…
– Но, герцог Гильом, ты же отлучен от церкви! Ты не сможешь присутствовать на соборе, твой голос не имеет силы! Как ты сможешь помешать мне и папе Урбану?
– Увидишь, кузен. Я стану лагерем рядом с вами. Посмотрю, послушаю, пообщаюсь с рыцарством, германскими сеньорами, а там видно будет!..
– Не знаю, как это у тебя получится… – нерешительно ответил граф, сомневаясь в своем согласии принять корону. – Весь мир может ополчиться на тебя!
– Ничего! Как-нибудь, справлюсь! Пока весь твой «мир» будет ополчаться на меня, я разорю и сожгу твои земли, кузен! Сожгу и разорю! А твою глупую голову, граф Раймон, я лично отсеку мечом, надену на пику и воткну ее на центральной площади Тулузы! Воткну и напишу: «Голова Раймона – графа Тулузы и большого дурака!»
– Это – война? Ты, герцог Гильом, решил объявить мне войну?
– Да пошел ты!.. Сам решай! Я уже все сказал! Для начала, я задержу тебя под Мармандом! Ты не уйдешь отсюда, видя мою армию! Ты будешь стоять, и ждать меня, Раймон. Папа Урбан, не увидев тебя на соборе, не решится вручить тебе корону! Я прибуду в Клермон к четвертому, последнему, дню собора. А ты, кузен, прибудешь со мной! Твоя армия будет плестись у меня в хвосте, охраняя свои земли и тая от города к городу!.. Решай сам!
Гильом развернулся, махнул рукой и исчез в утреннем тумане, который своим молоком обволок уже всю реку, скрыл мост.
Раймон повернулся и пошел в город. Корона Капета и Хлодвига, словно призрачный сон, рассеивалась…
VIII глава. Собор в Клермоне, или величайшая афера средневековья
Филипп спал, когда почувствовал, как чьи-то нежные губы тихонько целуют его за ушком. Он нехотя приоткрыл глаза и стал медленно просыпаться. Бертрада что-то мурлыкала ему на ушко, но ее страстный шепот еще не доходил до сонного короля. Он потянулся, широко и размашисто изогнувшись на кровати, зевнул и поцеловал в шейку Бертраду де Монфор.
– Ах, ты, моя лисичка… – со сладкой истомой в голосе произнес Филипп. – Опять, чуть свет, ты меня будишь своими нежными поцелуями…
Он улыбнулся, обнял Бертраду, нежно прильнувшую к нему.
– Милый, ты мне обещал, что, наконец-то, поговоришь с Его святейшеством папой о признании нашего брака законным… – надув губки и сделав обиженный вид, произнесла Бертрада де Монфор.
Филипп грустно и тяжело вздохнул, закатив глаза к небу. Если честно сказать, его уже начинала утомлять непонятная нетерпеливость Бертрады. Она словно не понимала о существовании куда более серьезных проблем в жизни Филиппа.
– Бертрада. Ты опять! Пойми же, сейчас не может быть даже и речи о признании нашего брака! Папа Урбан настроен на решение совсем иных вопросов…
– Вот! Так всегда! – Обиделась уже всерьез Бертрада. – Вечно вы, мужчины, отговариваетесь от женщин, прикрываясь какими-то проблемами «иного характера»! Мне надоело чувствовать себя наложницей! Я хочу стать королевой Франции! Сидеть рядом с моим супругом – королем, принимать гостей, послов! Мне надоело прятать глаза от людей, слушать ехидные шепотки, когда я прохожу мимо или проезжаю в повозке!..
Филипп покачал головой:
– Ну, как, скажи мне, объяснить тебе! На этом соборе у меня, вот-вот, могут отнять корону! Понимаешь, Бертрада, корону моих предков!..
Бертрада испуганно вытаращила глаза:
– Как? Неужели…
Филипп грустно кивнул:
– В том-то и дело, что это не шутки! Мало им отлучения меня от церкви! Они хотят еще наложить интердикт на королевство и отнять корону…
– Боже мой! – Взмахнула руками Бертрада. Она обняла Филиппа, прижав его голову к своей груди. – Прости меня, милый. Я верю – ты выпутаешься…. А почему они тянут до сих пор? Собор же начался восемнадцатого ноября?..
– Ждут, видимо, кого-то… – грустно ответил Филипп. Он не решился сказать ей, кого именно ждет папа Урбан.
– Господи, может, пронесет… – перекрестилась Бертрада.
В это время у входа в палатку короля послышался кашель. Филипп понял, что это к нему. Он поцеловал Бертраду и сказал ей:
– Ладно. Беги пока к придворным женщинам. Поговорите там о всякой ерунде, я сейчас буду занят…
Бертрада чмокнула Филиппа и вышла через второй выход из палатки.
– Входите!
В палатку вошел гонец в сопровождении рыцарей охраны короля. Было видно, что он очень торопился. Вся его одежда была в грязи и промокла от частых пребываний под нудными осенними дождями. Он поклонился и произнес, коверкая французские слова певучим южным акцентом:
– Сир. Герцог Гильом просил предать, что «кукла» сможет приехать только к обеду…
– Спасибо тебе, быстрый гонец! – Филипп снял с пальца перстень и протянул его гонцу. – Прими от меня в знак признательности!
Гонец низко поклонился, принял перстень и, не поднимая головы, удалился из палатки.
– Ха-ха-ха! Ай, да Гильом! Молодчина! Сумел-таки продержать графа Раймона! Я представляю, как бесится папа Урбан, ожидая вестей от графа и «нового короля франков»…
Король вышел из палатки, посмотрел на осеннее небо. Оно, к его удивлению, прояснилось. Дождь, шедший без перерыва несколько дней, прекратился. Выглянуло осеннее солнце, которое пыталось робко отогреть промокшую землю. Король втянул ноздрями воздух, наслаждаясь ароматами осени.