В тихом омуте
Шрифт:
– Вероника, может, оставим в стороне это ребячество? – и уже громче, чтобы было слышно и дамочке в автомобиле (Роман оставил открытой дверь со своей стороны), добавил, – Елена Дмитриевна узнала, что нам в одну сторону и попросила ее подвезти. Присоединяйтесь к нам, и я с радостью вас познакомлю!
Вероника передумала уходить, обернулась. Роман еле заметно заговорщически улыбаясь, чуть слышно добавил:
– Ника, выручай! Она уже весь мозг мне проела своей болтовней!
И
Девушка расслабленно выдохнула, отметив про себя: «Нервы лечить пора!», подала руку в ответ.
Не выпуская ее руки, профессор подвёл Нику к машине и галантно открыл перед ней дверь (Ника краем глаза все же увидела поскучневшее лицо «Елены Дмитриевны»).
Усевшись на заднее сиденье, Ника поздоровалась, как ни в чем ни бывало.
Роман представил девушек друг другу как преподавательницу и студентку, без уточнения, кем ему приходится последняя, но озвучивать это уже было не надо.
Проехав полпути в сторону дома Романа, новая знакомая, сказала, что ей нужно выйти «именно здесь», и ретировалась.
– Вряд ли она ещё попросит ее подвезти. – констатировал Роман, когда та удалилась.
– Жалеешь? – Ника так и осталась сидеть сзади.
– Было бы о чем! – беспечно бросил мужчина.
А Вероника вернулась к своим ненадолго оставленным переживаниям.
28.
На ужин была жареная картошка с котлетами из полуфабрикатов. С таким меню Роман легко справлялся сам.
Когда ужин был на столе, Вероника недоверчиво глянула в тарелку, прислушиваясь к ощущениям. Картошка была немного пережарена, а полуфабрикаты выглядели… как полуфабрикаты. Но чувство голода пересилило.
Некоторое время ужинали молча, пока, наконец, Вероника не решилась заговорить.
Только в этот раз она побоялась сообщать о своей беременности напрямую. Поэтому глубоко вздохнула и заговорила… почему-то совсем не про то, что ее так мучило.
– Скажи, а когда вы с Мариной только поженились… Ты был счастлив?
Роман напрягся, ожидая подвоха от такого начала разговора, но даже не предполагал, в чем он может заключаться.
– По всей видимости, был, – как можно более равнодушно ответил мужчина, пожав плечами, но встретившись глазами с Вероникой, поспешил уточнить, – но не так сильно, как с тобой!
– А когда у вас родился ребёнок – ваши отношения изменились?
Роман постарался вернуться в памяти к тем событиям, чтобы оценить то, о чем спрашивала Ника.
– Изменились, конечно!
– В лучшую или худшую сторону?
– Не в лучшую и не в худшую. Просто изменились. Стали другими. Появилось больше ответсвенности и обязанностей.
– Скажи, а если ребёнок появляется, когда его не ждут, и не очень-то желают? Тогда, может, ему лучше совсем не рождаться? – Вероника не могла сдержать нескладный поток своих мыслей.
– Видимо, да, если его не ждут. – Он ответил раньше, чем осознал, что у такого вопроса должна быть подноготная. Пронзённый догадкой, мужчина поднял серьезный и встревоженный взгляд на сидящую напротив Веронику.
– Я правильно тебя понял? Ты ждёшь ребёнка?
Она кивнула, потупившись и избегая зрительного контакта.
Он не знал, как ему следует реагировать. Те не самые удачные слова, которые подобрала Вероника для того, чтобы сообщить важную новость, запутали Романа Алексеевича.
Он не понимал, как Ника сама относится к своему положению и что намерена предпринять. Но склонялся к тому, что она решила прервать беременность – опять же, основываясь на ее словах и поведении: девушка сидела с виноватым видом.
А тем временем в ее голове раз за разом прокручивалась сцена разговора с мамой. Ожидая чего-то подобного и сейчас, Ника заранее внутренне готовилась к обвинениям. Поэтому настроилась на молчаливую оборону.
– Позволь поинтересоваться, собираешься ли ты сохранить… ребёнка? – профессор отодвинул свою тарелку в сторону, машинально взяв в руку салфетку и смяв ее.
У Вероники не было ответа. Зато было огромное количество вопросов из разряда «Что теперь будет?», на которые она не могла найти ответ самостоятельно.
Роман не мог догадаться обо всем, происходящем в этот момент в голове Вероники под действием гормонов и невесть каких других факторов.
Он видел лишь внешнее проявление, которое свидетельствовало о сожалении и разочаровании от происходящего.
В представлении Романа Алексеевича радостную новость сообщают совсем иначе. Он помнил, как светилась счастьем его первая жена, узнав о «двух полосках». И пытался разглядеть (и не находил) хоть тень той радости сейчас в мрачном взгляде Вероники.
Она, напротив, поджав губы, сдерживалась, чтобы не расплакаться, потому что тоже ожидала другой реакции от мужчины. «Почему он не рад? Почему не говорит, что все будет хорошо? Почему не обнимет, а сидит отстранённо?»
Вероника встала и направилась к выходу, молча сделав свои собственные выводы.
– Вероника! – Он окликнула ее, когда она была уже в дверях, – ещё один вопрос. Ты беременна… от меня?
Это уж было совсем оскорбительно. Ответив: «Да», – просто для ясности, она быстрым шагом покинула квартиру.