В тине адвокатуры
Шрифт:
— О, этот Гарин! — заскрежетал зубами Владимир.
— Сила! С ним меряться трудно! — задумчиво произнес Николай Леопольдович.
— Но что же делать, что же делать? Надо же бороться, воспрепятствовать этому! — ломал князь себе в отчаянии руки.
— Бороться нечего и думать, воспрепятствовать нельзя, а помочь вам и одурачить их — можно.
— Одурачить, вы говорите, можно? Ради Бога помогите мне хоть в этом… — со злобною радостью воскликнул Владимир.
— Для этого-то я и пригласил вас, чтобы обо всем переговорить, садитесь и слушайте, а то вы бегаете точно зверь
— Слушаю, слушаю! Говорите только.
— Что касается их околпачивания, то я начал уже это дело и довольно успешно. Надо вам сказать, что старая графиня, узнав, что я ваш давнишний и постоянный поверенный и вероятно желая выведать от меня о положении ваших дел, еще за последнее время моей жизни в Москве добивалась всеми силами свиданья со мной, т. е. вы понимаете, что ее графское величие не позволяло ей приехать ко мне, а она хотела, чтобы я явился к ней. Один из московских сановников — ее друг, а мой большой приятель, несколько раз намекал мне об этом, видимо по поручению графини, но я старался притвориться непонимающим этих прозрачных намеков.
Гиршфельд раскурил потухшую сигару.
— Тогда же до меня дошли слухи о намерении ее подать просьбу о взятии вас под опеку, — продолжал он. — Но я на эти ничем не подтвержденные слухи не обратил внимания и не стал даже беспокоить вас сообщением их. В последнюю мою поездку в Москву слухи подтвердились и у меня явилась мысль, которую я привел блестящим образом в исполнение. Я отправился к графине. Она приняла меня с распростертыми объятиями, не знала, где посадить, была утонченно любезна. Я, не дожидаясь подходов с ее стороны, выпалил ей, что явился к ней с просьбою, чтобы она подала прошение о взятии вас под опеку за расточительность, что я решился на этот шаг, блюдя ваши интересы и ограждая славу и блеск рода князей Шестовых, наплел ей турусы на колесах, словом ошеломил ее.
— Зачем же вы сами-то? — недоумевающе спросил Владимир.
— Так было надо. Слушайте дальше! Ее сиятельство, считая меня своим единомышленником, пустилась со мной в откровенности и созналась, что она сама давно задалась этою мыслью, что прошение уже почти готово, но что она не знает только подробностей ваших дел и ее затрудняет выбор опекуна. Я, конечно, согласился прийти к ней на помощь и в том, и в другом случае — обещался прислать ей выписку о ваших делах и рекомендовал опекуна. Кого, как вы думаете?
Князь продолжал недоумевающе глядеть на Николая Леопольдовича.
— Князева! — расхохотался Гиршфельд.
— Сашку Князева? — спросил в свою очередь Владимир. — Ну, и что же она?
— Познакомила меня с управляющим и они оба согласились избрать его, он сегодня же едет в Москву знакомиться с графиней, я ему доставил средства прожить там несколько времени на широкую ногу, разыгрывая роль человека с независимым состоянием, и взял слово не пить. Он в слове крепок и все оборудует.
— Молодцом, отлично их подвели, — сообразил наконец князь. — Так Сашка Князев, будет моим опекуном! — продолжал хохотать он.
— А я его поверенным! — добавил со смехом Николай Леопольдович.
— Когда же они подадут прошение?
— В том-то и дело, что они будут дожидаться моей выписки, а я промедлю, и мы таким образом выиграем время, чтобы их уже окончательно одурачить.
Князь Владимир стал снова внимательно слушать.
— Необходимо прежде всего, чтобы в моей выписке все ваши именья значились проданными…
— Но ведь это неправда! Я не продавал ни одного, — возразил князь.
— Совершенно верно, но они, как вы знаете, заложены каждое под две закладные, следовательно их продажа в настоящее время является только выгодной аферой, прекращая платеж процентов. Вырученные же деньги останутся у меня, т. е. все равно, что у вас, если вы, конечно, мне доверяете?
Николай Леопольдович остановился и вопросительно посмотрел на Владимира.
— Как вам не стыдно это говорить, конечно, доверяю безусловно! — поспешил уверить его тот.
— Я мог бы сдать их вам на руки, но во-первых, вы тотчас же отдадите их Агнессе Михайловне, а это, простите меня, будет далеко не в ваших интересах. Вы мне недавно говорили, что она сказала вам, между прочим, что не ручается за то, что может увлечься, следовательно вам прямой расчет держать ее в руках вашими средствами, а вы потеряете над нею эту силу, если вполне ее обеспечите. Я не хочу этим сказать, что она любит вас только из-за денег, сохрани меня Бог, я слишком уважаю ее, чтобы думать это, но женщины вообще народ загадочный и как знать, чего не знаешь…
— Это пожалуй так… — задумчиво промолвил Владимир.
— И наконец, в моих руках эти деньги не остануся мертвым капиталом, а принесут проценты, а это в ваших интересах.
— Конечно, конечно! Я ведь в этом ничего не понимаю, а вы, вы мой ангел-хранитель. Еще так недавно вы доказали мне это!
— Часть капитала я тоже удержу у себя. Вы мне дадите для проформы в получении продажной суммы за именья и удержанной мною части капитала расписки. Я представлю им выписку и у них в опеке будет весьма немного. Для князя Гарина это будет пренеприятный сюрприз!
— Отлично, великолепно, это гениальная мысль! — согласился Владимир, довольный возможностью насолить князю Василию.
— Кроме того, вы выдадите векселя всем вашим знакомым. Мы постараемся написать их на солидную сумму. Опекун скупит их за полцены, за что дворянская опека может его только похвалить. Деньги останутся, конечно, у нас, так как и векселя будут у меня, а ваши приятели: Милашевич, Кашин, Охотников и другие только распишутся. Я с ними переговорю. В опеке будет грош, а мы останемся по-прежнему богатыми. Князь Гарин лопнет от злости! Так согласны? — подал он руку князю.
— Согласен, конечно, согласен! — поспешил пожать ее князь.
План таким образом был составлен. Менее чем в течении месяца имения князя Владимира, в числе которых и знакомое нам Шестово, были проданы заранее еще в Москве приготовленным покупателям, которые по телеграммам Гиршфельда прибыли в Петербург для совершения купчих крепостей. Полученные с покупателей деньги, за вычетом залоговых сумм, приютились в несгораемом шкафу кабинета Николая Леопольдовича, где были положены расписки князя Шестова в получении этих сумм полностью от Гиршфельда.