В тине адвокатуры
Шрифт:
— И зачем понес его черт в этот чиновничий город — там нашего брата как раз подтянут! — выразил вслух свое мнение Андрей Матвеевич Вурцель, продолжавший уже на свой страх и счет содержать в Москве «Кабинет совещаний и справок» и причислявший себя тоже к адвокатскому миру, прочитав известие об аресте Гиршфельда.
— В матушке Москве много насчет этого свободнее! — добавил он после некоторой паузы.
На счет чего «этого» — Андрей Матвеевич не пояснил свою мысль.
Московский совет присяжных поверенных, получив официальное уведомление об аресте одного из членов корпорации, снесся с петербургским судебным следователем, прося доставив ему краткие сведения по делу Гиршфельда и, получив и рассмотрев их, исключил присяжного поверенного Николая Леопольдовича Гиршфельда из сословия.
XXV
Известие об аресте
В семье Николая Леопольдовича известие об его аресте получено было только поздно вечером.
Стефания Павловна ждала мужа к обеду, ко времени которого пришел Арефьев, а также подоспели и князь Шестов с Зыковой. Ждали почти лишний час, но не дождались. Стефания Павловна страшно беспокоилась и охала.
— Уж чувствую я, что-нибудь с ним да случилось! — говорила она.
— Плюньте на ваше чувство, — с обычной своей резкостью успокаивал ее Николай Николаевич, — ничего с ним не могло случиться!
— Арестовали, он сам говорил… — вспомнила она, и слезы показались из ее глаз.
— Пустяки! Кучера-то он прислал из суда?
Послали справиться: кучер, оказалось, еще не возвращался.
— Вот видите, — продолжал Арефьев, — только попусту вы нюните… Просто заставили его часа два-три дожидаться, начали допрашивать и тянуть с перерывами… знаем тамошние порядки.
— Да ведь он не ел, утром выпил только пустой стакан чаю, — заметила она.
— Из буфета прикажет подать, насытится, не беспокойтесь… Наверное теперь сытее нас, — добавил он с улыбкой, — так как мы из-за него здесь голодаем…
Стефания Павловна тоже улыбнулась сквозь слезы и приказала подавать обедать.
Часа через два после обеда вернувшийся кучер привез роковое известие. Он, не получив никаких приказаний от Николая Леопольдовича, простоял у подъезда суда почти до ночи и наконец, томимый голодом, обратился к вышедшему из подъезда сторожу.
— Скажи, любезный, скоро у вас тут дело-то кончится?
— Какое дело, ноне больших дел нет — все уже давно окончены…
— Окончены? — удивился кучер. — А я все своего барина поджидаю.
— Да ты чей?
— Адвоката Гиршфельда!
— Ну, брат, тебе его здесь долго не дождаться, — с иронией заметил сторож, знавший уже об аресте Николая Леопольдовича.
— Как не дождаться, где же он? — воззрился на него кучер.
— В тюрьме, братец мой, в предварительной… Семен Сергеевич его законопатил.
Семеном Сергеевичем звали судебного следователя.
— Вот так фунт! — развел руками кучер. — Значит мне восвояси!
Он стал удобнее усаживаться на козлах.
— Прощай, брат!
— Прощай!
Элегантная коляска Гиршфельда, одиноко стоявшая у подъезда окружного суда, отъехала.
При получении известия об аресте мужа с Стефанией Павловной сделалась истерика. Ее снесли в спальню, а за ней последовала и Агнесса Михайловна. Шестов было подошел к Арефьеву и стал выражать удивление по поводу случившегося и порицание действий следователя, но поставленный в тупик таким оборотом дела, и крайне взволнованный судьбой своего патрона. Николай Николаевич резко оборвал его.
— Мало вас он и Василий поколотили, смотрите, как бы я не прибавил.
Владимир, зная буйный и ни перед чем не останавливающийся нрав Арефьева, поспешил от него отойти и вскоре один ушел домой, так как Зыкова осталась ночевать у Стефании Павловны.
Вскоре после князя отправился во восвояси и Николай Николаевич.
— Каковы! Запрятали таки! — ворчал он дорогой.
На другой день, немного оправившись, Стефания Павловна вместе с Зыковой отправились к следователю. Михайловна, конечно, к нему не входила. В просьбе разрешить свидание с мужем судебный следователь отказал.
— Недели через две, через три я вам разрешу с ним видеться, но только вам одним, а теперь я нахожу это положительно невозможным и вредным для дела.
Ко всем ее мольбам он остался глух.
— Надо подождать! — только и твердил он.
Ничего более не добившись, Стефания Павловна вышла от него обливаясь слезами. Скоро причина этого отказа объяснилась. Г-жа Гиршфельд была тоже привлечена в качестве обвиняемой в пособничестве мужу. Доказательством этого пособничества считалось совершенное на ее имя закладной и арендного договора на именье Луганского.
— Я денег ему под закладную не давала и аренды не платила, эти документы были совершены в возмещение гонорара, следуемого моему мужу! — на смерть перепуганная вызовом и главное перспективой казавшегося ей несомненным ареста, созналась она откровенно следователю.
Страх ее был необоснователен. Судебный следователь оставил ее на свободе, взяв с нее подписку о невыезде.
— Куда мне ехать? Некуда! — с рыданиями подписала она свое показание и подписку.
— А свиданья? — посмотрела она на следователя умоляющим взглядом.
— Теперь скоро, повремените несколько дней! — успокоил он ее.
На другой день после ее допроса в квартире Гиршфельда был произведен обыск. Денег найдено не было, так как расходные Стефания Павловна сумела припрятать, забрали только бумаги.
По обвинению в пособничестве Гиршфельду привлечен был к следствию и Николай Николаевич Арефьев. Судебный следователь арестовал и его, но через несколько дней освободить, отдав на поруки представленному Арефьевым поручителю.
За время своего краткого пребывания в доме предварительного заключения Николай Николаевич не видался с Гиршфельдом, так как тот в угнетенном состоянии духа сидел в своей камере и не выходил на обычную прогулку, во время которой арестованные имеют кое-какую, хотя и рискованную, возможность переброситься друг с другом несколькими фразами.