В тот день…
Шрифт:
«Небось, в поход брата собирал именно Дольма, – подумал Озар, – и наверняка справно собирал, чтобы парень его рода не выглядел хуже других. А этот потом сбыл с рук вооружение абы как. И все же цену получил немалую, да денежки спустил. Назло Дольме».
– Ладно, иди пока, парень. Позже с тобой переговорим.
– Ишь раскомандовался, – подбоченился Радко. – Ты тут из милости…
– Я здесь по воле воеводы Добрыни! – двинулся на него Озар. И пусть Радко был немалого роста, но под напором внушительного волхва попятился.
Озар
– А ведь говорил мне Добрыня, что ты толковый малый, хотя и бузотер. Вот и не заставляй меня уверить воеводу в том, что он ошибся насчет тебя. Ибо пока я вижу только озлобленного потерей наследства юнца. Ведь никому иному смерть Дольмы не была так выгодна, как тебе. И когда убили соляного купца, никто еще не ведал, что Мирина дитя его носит.
Радко смотрел на волхва, и лицо его стало заливаться гневным румянцем. Но стоявшая неподалеку Яра тут же подошла и взяла парня за руку, словно успокаивая или желая удержать. Радко перевел на нее взгляд, даже попытался улыбнуться. Однако обратился не к ней, а к Озару:
– Ты вроде мудрым ведуном слывешь, волхв, а доверяешь всяким досужим сплетням. Но знай, я бы на брата своего никогда руки не поднял. Я недолюбливал его, это правда, да и ссорились мы часто. Однако я бы не убил его. Ибо это грех. А я хороший христианин. Может, даже лучше, чем был сам Дольма.
С этими словами Радко заложил пальцы за кушак и, беспечно насвистывая, пошел прочь. По пути шлепнул по заду убиравшую во дворе Будьку, потом присел на корточки у собачьей конуры, стал ласкать потянувшегося к нему Лохмача.
Яра тоже хотела уйти, но Озар ее удержал.
– Погоди еще, древлянка. Что ты на это скажешь?
И он протянул ей свою находку из конюшни.
Златига с любопытством заглянул через его плечо. Ну, нитка. Ну, синяя. Что с того? Правда, учитывая, где ее подобрал Озар…
Яра тоже смотрела на нитку, но, похоже, соображала быстрее дружинника.
– Это крашено корой дуба и ржавым железом. Наверное, и цветы черники добавляли для оттенка. Синий цвет дорогой, много добавок в краску требуется. Но не это главное.
Она подняла на волхва свои прозрачные глаза серо-голубого оттенка. В лице ни кровинки. Но она и была бледной: кажется, ни работа на солнце, ни ветер не могли обжечь ее кожу, на диво ровную и белую. От этого ее лицо казалось холодноватым и неподвижным. Однако грудь женщины бурно вздымалась.
– Ведь неспроста ты мне эту нитку показываешь, волхв. Где нашел? Неужто у тела Жуяги?
– Раз такая разумница, то и подскажи, кто мог на конюшне зацепиться?
– Я могла, – спокойно отозвалась Яра. – Как увидела тело, то в испуге прижалась к загородке у стойла. Видишь, в синем хожу, – провела она рукой по бедру, обтянутому синей тканью. В этом жесте не было ничего соблазнительного, просто коснулась. Да и не выглядела она соблазнительницей – худышка, бедра неширокие, грудь едва обозначена.
А тут еще и Златига из-за плеча бросил:
– И узвар она нам приносила.
Озар поднял руку, отстраняя дружинника. Голос его звучал спокойно:
– Радко тоже в синей рубахе хаживает. А он не в доме почивал этой ночью.
– Да. Однако не мог он проходить через сени, где вы спали. Зачем бы тогда ему вас усыплять?
– Ну, мало ли. Чтобы надежнее.
– Но гроза грохотала, любой мог проснуться и в окно выглянуть. Некоторые окна в сторону конюшни выходят.
При последних словах какая-то тень прошла по неподвижному лицу ключницы. Волхв это заметил.
– Ну? – склонился к Яре. – Говори, о чем подумала?
Она сказала другое:
– У Моисея отвороты кафтана синим обшиты. А еще тесьма синяя на рубахе у Леща. Однако ему-то что до Жуяги? Да и спал Лещ с Голицей в истобке прошлой ночью, не выходил никуда. Бивой там же расположился.
– И эти двое – родня поварихи Голицы. Она ведь узвар готовила?
Опять Яра о чем-то своем думала, смотрела в сторону.
– Не знаю, где Моисей спал. Должен был почивать у двери Вышебора на полавке у стены, но, когда я утром шла будить Тихона, его на месте не было.
Озара это будто и не заинтересовало.
– А Радко? Сеновал-то в стороне от дома стоит, причем неподалеку от конюшен.
Откуда-то сверху раздался зычный голос Вышебора. Звал Яру. И она словно бы хотела поскорее уйти, но все же сказала:
– Ты уже разговаривал с Тихоном, Озар? Говорю же, видел он кого-то. А окошко в его повалуше как раз на двор перед конюшней выходит.
Озар с интересом уставился на нее:
– Как я мог переговорить с ним, если с самого утра мальчишки во дворе нет? Сама же ты и услала Тихона.
Яра замялась, опустила ресницы. Они у нее были золотистые, темнее светлых бровей и красиво загнутые.
– Да, я услала. Коров он погнал на луга, но должен был уже вернуться. Хотя особых дел ему не поручала, так что мог пойти Тихон по Киеву погулять.
И вдруг неожиданно взяла из рук Озара синюю нитку. Поглядела и улыбнулась:
– Сухая, видишь? А ночью лило. Она бы могла и не высохнуть.
И стала оглядывать себя. Пока не заметила зацепку на бедре. Повторила:
– Моя это нитка. Думаешь, я причастна? Но повторюсь: когда тело Жуяги увидела, отступила и налетела на загородку. Так что не морочь себе этим голову, волхв.
И поспешила в дом на зов Вышебора.
– Она как будто и не боится ничего, – заметил Златига. – А ведь сразу поняла, что неспроста ты о нитке спрашивал.
Озар открыл ладонь, уронив свою находку.
– Она умная. Быстро сообразила. И нитка эта, похоже, и впрямь ее. Какая баба не зацепится, когда шарахнется, найдя мертвеца. Но заметила верно – нитка сухая. Яра сразу этим с себя подозрение сняла. Да и могла ли она так огреть мужика по голове, чтобы враз свалить? И он при этом даже заорать не успел.