В третью стражу
Шрифт:
— По родственникам и знакомым соскучилась? — Поднял бровь Олег. — Тогда, может быть, к мужу съездишь, проведаешь старика? — Так затейливо была озвучена простая мысль Баста «Пошла нах…, заткнись, достала!»
Красотка поджала губы, сверкнула зеленью глаз, вдруг ставших изумрудными, но спорить перестала, и, отобедав в обществе «кузена Баста», отправилась отдыхать, успев пожаловаться на мигрень. А Баст фон Шаунбург, взглянув на карманные часы, решил, что время еще не позднее, и он вполне может проведать Федорчука и выяснить, наконец, что тут происходит и почему. Но из идеи ничего не вышло, только потерял почти два часа. По указанному адресу — на этот раз Олег проверялся, как положено — Витьки не
Спать не хотелось совершенно, но и гулять по Парижу было не с руки. Погода испортилась. Под ногами слякоть, и сверху тоже что-то такое капает, не слишком очевидное: то ли снег с дождем, то ли дождь со снегом. Одним словом, просто Амстердам или Питер, а не Париж, но делать нечего. А раз так, пришлось идти в кабак. Вообще, получалось, что в новой своей ипостаси — или тело Баста фон Шаунбурга следовало считать аватаром? — Ицкович все свое время проводит в поездах и питейных заведениях, благо средства позволяют, и молодой здоровый организм не возражает.
«И то хлеб!» — Усмехнулся Олег, устраиваясь за столиком в маленьком полупустом кафе.
В противоположном конце зала какой-то мужик в матросской куртке из толстого сукна и берете с помпоном наигрывал что-то тихое и тоскливое на аккордеоне, но музыка Олегу не мешала. Он взял уже ставшие привычными кофе и коньяк, и углубился в свои мысли. А подумать, если честно, было о чем. Появление Тани, а теперь еще и Ольги, оборачивало историю «трех толстяков» во что-то совсем иное. И, рассматривая теперь весь этот «фантастический роман», Олег не мог не прийти к выводу, что, кто бы им так не «подфартил» — Бог ли это был в своем непостижимом промысле, дьявол, или инопланетяне — у их появления здесь и сейчас определенно имелся какой-то пусть и трудно формулируемый, но зато легко угадываемый сердцем смысл. Им предстояло стать провидением, богом из машины, неучтенным и неизвестным фактором … Однако кто-то или что-то — ведь могло случиться и так, что они пятеро являлись ни чем иным, как эффекторами природы, пытавшейся скомпенсировать накопившиеся отрицательные изменения — так вот этот кто-то или что-то явно стремились изменить с их помощью сложившуюся историческую последовательность, переиграть историю, переломить ее ход.
«Роль личности в истории …» — Усмехнулся Олег и с недоумением уставился на пустую рюмку.
Черт его знает, как это вышло, но он совершенно не помнил, чтобы пил. Однако все уже выпил, и сигарет выкурил … три штуки. И кофе остыл.
— Гарсон!
Олег заказал еще кофе и коньяк, закурил очередную сигарету и решил, что, даже если он ошибается, и ничего провиденческого в его попадании в этот мир, или, вернее, в это время, нет, он все равно будет жить и действовать так, словно провидение, и в самом деле, избрало его своим орудием. Но если так, то следовало серьезнейшим образом обдумать, что и как можно сделать чтобы остановить рвущийся на встречу с айсбергом безумный «Титаник» европейской цивилизации. И вот здесь действительно было достаточно места для позитивного мышления. Думай, не хочу, что называется. Вот он и думал под быстро уходящий коньяк и стынущий кофе, но когда во втором часу ночи добрался-таки до гостиницы, мотало его не по-детски. Даже крепкий организм Шаунбурга с таким объемом алкоголя справлялся на пределе своих весьма серьезных возможностей.
Он
«Кейт…»- выяснялось, что называть ее Ольгой, хотя бы и мысленно, Ицкович не мог. Не получалось. Ни вслух, ни про себя, никак. Вероятно, дело было в том, что ее-то он совершенно не знал. Не видел никогда, никогда с ней не говорил. Впрочем, он и Кайзерину не знал тоже. Но «Кисси» была физически реальна, осязаема, «дана в ощущениях».
«Дана в ощущениях… И кем же она дана? Съест-то он, съест, да кто ж ему даст?…»
— Что не спится? — Спросил он, стараясь говорить ясно и без запинок. Получалось совсем не плохо, и походка тоже …
— А тебя, Баст, где носит? — Взгляд уверенный, но какой-то «плывущий», голос вибрирует, как басовая струна альта, но Шаунбург, разумеется, назвал этот инструмент по-немецки: Bratsche. Ну, где-то так и есть — струны настроены на квинту ниже скрипичных…. И голос этот заставляет вибрировать нервы.
«Вот ведь ведьма!» — Ведьма и есть: бронза волос в слабом свете электрического бра отдает совершенно уже лисьей рыжиной, и глаза горят, как у ночной охотницы, и …
— Милая, — улыбается Баст фон Шаунбург, удивляясь наглости своей кузины. — Разве я обязан тебе отчетом?
— Отчетом не обязан, — сдает назад Эдле фон Лангенфельд Кински или, вернее, баронесса Альбедиль-Николова. — Но мог бы и предупредить, что уходишь. Я беспокоилась…
— В следующий раз обо мне, пожалуйста, не беспокойся. — Баст достал сигареты и начал охлопывать карманы в поисках спичек.
— А я о тебе и не беспокоилась, — тонкая рука протянула ему зажигалку. — Я беспокоилась о себе.
Баст закурил и с интересом посмотрел на Кейси. Ну что ж, она была такой, какой и должна была быть. Фокстрот, танго …
«Таня …»
— Хочешь выпить? — Спросила она, как ни в чем, ни бывало.
— Идти в бар …
— У меня в номере есть.
У него в номере выпивки не было, а у нее, оказывается, была.
«Она что, в чемодане с собой возит?» — разумеется, это был риторический вопрос. Ему было абсолютно все равно, откуда у Кайзерины выпивка, но могло статься, что его предположение не лишено оснований. Что можно возить в трех таких чемоданах, какие были у кузины Кисси? Даже военно-полевую кухню, не то, что бар.
— Арманьяк?
— Ну-ка! — Баст взял из рук Кейт бутылку. — У тебя хороший вкус, золотце. Очень хороший…
Это был довольно редкий купаж Гастона Леграна, и, судя по запаху — бутылка была не только открыта, но и почата — был действительно так хорош, как должен был быть, если судить по цене. Вдохнув запах, и даже зажмурившись на мгновение от испытанного удовольствия, Баст разлил арманьяк по бокалам, и поднял свой:
— Прозит!
— Прозит!
— Скажи, Кисси, — спросил Баст, медленно, с удовольствием выцедив половину дозы, пережив чудо послевкусия, переведя дух, и закурив, наконец, сигарету. — Что ты тогда сказала про Эдуарда?
— А что? — Сразу же насторожилась Кейт.
— Да, что ты в самом-то деле! — Баст от удивления даже руками развел, чуть не расплескав при этом драгоценный напиток. — Я же тебя не о твоих любовниках спрашиваю. Ты помнишь, когда умер Георг?
— 20 января. — Она поставила бокал на стол, встала, прошлась по комнате, оглянулась на Баста через плечо. — Что-то еще?
— Да, — кивнул Баст. — Кто входил в делегацию СССР на похоронах?
— Литвинов, Тухачевский … Остальных, извини, не помню.