В трущобах Индии
Шрифт:
Утсара без всяких препятствий дошел до зала, где находилось отверстие в подземелье, и считал уже успех обеспеченным, когда наклонившись, чтобы приподнять плиту, он, к ужасу своему, увидел, что она заделана цементом.
Невыразимое волнение сжало ему сердце, и он вынужден был прислониться к стене, чтобы не упасть… Что делать теперь, чтобы спасти падиала?.. Снять плиту, очистив ее предварительно от цемента с помощью долота — невозможно. На это, во-первых, потребовалось бы несколько часов, а затем при стуках молотка о долото бесчисленное эхо каменных сводов разнеслось бы по всем направлениям огромного здания, — и тогда Утсара попадет в руки тайного трибунала, не доведя до конца начатого дела… А несчастный падиал ждал уже там, конечно, дрожа от радости и полный доверия к слову факира.
— Что делать? Что делать? — шептал Утсара, уверенный, что не было другого сообщения с Колодцем Молчания. И он стоял неподвижно, не будучи в состоянии привести в порядок свои мысли… Наконец он вспомнил того, о ком должен был подумать с самого начала.
— Один только браматма, — сказал он, — может решить эту задачу… и он должен решить; я не изменю своей клятве, — скорее я вернусь к падиалу, чтобы умереть с ним или чтобы спасти его тем же путем, каким я сам вышел…
— И он сделал бы это, ибо индус согласится скорее умереть какою угодно смертью, чем нарушить клятву. Нет ни одного народа, который был бы в такой мере рабом своей клятвы.
В ту минуту, когда он собирался уже идти в Джахара-Бауг, где рассчитывал найти верховного вождя общества «Духов Вод», на лестнице, ведущей в зал, где он находился, послышался какой-то шум… Чтобы не быть захваченным врасплох, он поспешил в потайной ход внутри стены, который соединял две части замка и который, как ему было известно, вел к террасе седьмого дворца. Машинально стал он подыматься по ступенькам с единственной целью добраться до такого места, где он был бы в безопасности и мог дождаться ночи; он пришел к тому убеждению, что днем ему трудно будет пройти во дворец браматмы, не обратив на себя внимания… Но в ту минуту, когда факир хотел войти в комнату, предшествовавшую террасе, он остановился и едва не крикнул… Там был браматма… Он, казалось, спал, опираясь локтем о стол и поддерживая руками голову; восклицание факира вывело его из дремотного состояния. Он обернулся и увидел своего верного слугу.
— Ты здесь, Утсара? — сказал он с удивлением. — Где ты был? Что ты делал в течение этих двадцати четырех часов?
— Господин, — отвечал индус, — где я был? В Колодце Молчания. Что я делал? Я вышел оттуда.
— В Колодце Молчания?! — воскликнул браматма. — Ты вышел из Колодца Молчания?
— Да, господин! Узнав из разговора факиров Великого Совета, что Кишная приказал запереть падиала для пыток, я решил похитить его, дабы он не выдал наших тайн начальнику душителей. Но едва я попал в Колодец Молчания, как пришли факиры, чтобы вести падиала на допрос по приказанию Кишнаи. Увидя отверстие подвала открытым, они подумали, что кто-то приходил на помощь Дислад-Хамеду, и что тот убежал. Позвав его два или три раза и не получив ответа, — я лежал в самом темном углу подвала, — они положили плиты на место, убежденные в том, что, по словам их, «птица улетела». Не имея надежды на помощь извне, мы думали с падиалом, что уже погибли. Но мы искали и нашли…
— Другое сообщение, которое ведет туда? — перебил его браматма.
— Нет, — отвечал факир, — мы нашли лестницу, которая идет чуть ли не в самые недра земли.
— Я знаю ее, она ведет в резервуар, воды которого сообщаются с колодцем у рвов северной части дворца.
— Да, господин! Через этот колодец я и вышел.
— Быть не может! — воскликнул Арджуна.
— Клянусь, господин!
— Но как ты это сделал?
— Ведь этот вытяжной колодец сообщается с внутренним резервуаром. Ну, я нырнул в резервуар и, пройдя соединяющую трубу, вынырнул на свежий воздух в колодце.
— Удивительно! — воскликнул браматма. — Не думаю, чтобы кто-нибудь другой, кроме тебя, исполнил твой сверхчеловеческий подвиг; я знаю глубину этих двух цистерн. Но ты здрав и невредим, а это главное.
— Верно, господин, но падиал не мог следовать за мной.
— Тем лучше! Случай избавляет нас от этого человека и мы должны радоваться этому. Это предатель, всегда готовый предложить свои услуги тому, кто ему больше даст: англичанам, душителям или нам — и я не верю искренности его слов, хотя в последнюю минуту он перешел на нашу сторону. Он неминуемо должен был получить наказание за свои измены.
— Господин, я обещал спасти его.
— Так что ж! Не можешь же ты идти за ним, взвалить его себе на спину и пронести его тем путем, которым ты пришел. Когда невозможно сделать данное слово, оно ни к чему тебя не обязывает, ни перед богами, ни перед людьми.
— А между тем, господин, я вернусь к нему через колодец.
— Ты не сделаешь такого безумства, вы погибнете там оба.
— Я должен сделать это.
— Я запрещаю тебе… ты мне нужен и даже сегодня.
— Господин, — отвечал факир, — я дал страшную клятву.
— Зачем же ты не сказал этого сразу? — сказал Арджуна, быстро вскакивая с места. — Следуй за мной… Через пять минут я верну тебе падиала.
— Неужели?
— Да! Так же легко, как и сам я вышел оттуда всего два часа тому назад со всеми членами нового Верховного Совета, который я созвал третьего дня.
— Что ты говоришь, господин!
— Истинную правду… Сегодня ночью Джахара-Бауг окружил батальон англичан под предводительством Кишнаи, и всех нас взяли в плен. О! Он хороший игрок, этот Кишная, он ловко перехитрил нас! Он сделал только маленький промах, бросив нас в Колодец Молчания и приказав заделать цементом плиту подвала, который предназначался нам вместо могилы; он не знал, что там есть три тайных прохода, как в подвале, так и на лестницах, а потому через пять минут мы уже были свободны. Теперь мы готовы отплатить ему тем же… Иди за мной, мы освободим Дислад-Хамеда, но если вперед он будет вести себя так же, — ему не остаться в живых! Мы пришли… Нажми рукой эту каменную глыбу.
— Что это! — воскликнул Утсара. — Стена поддается.
— Она устроена на стержне… Зови своего друга.
— Дислад-Хамед! Дислад-Хамед! — крикнул факир.
— Это ты, Утсара? — отвечал голос изнутри.
— Да, я пришел с нашим браматмой освободить тебя; иди сюда на мой голос, мы пришли совсем с другой стороны, а не с той, где ты ждал.
Факир сделал несколько шагов и, протянув руку, взял руку падиала, чтобы помочь ему выйти из мрачной темницы.
— Вот ты и спасен, — сказал он, — я сдержал свою клятву; постарайся не забыть своей, ибо при малейшей измене…
— Я поклялся никому не служить, кроме тебя, Утсара, если ты спасешь мне жизнь. И ты можешь рассчитывать на мою верность, я твой до самой смерти; я разделю с тобой труды и опасности. Мой сын уже вырос и может заменить меня, а я не уйду от тебя.
— И ты не будешь в этом раскаиваться! — с важностью отвечал ему факир.
Ему до крайности льстило, что он мог так распоряжаться, и что его в свою очередь будут называть господином. В этот день честный Утсара, привыкший только повиноваться, узнал, что такое гордость.