В трущобах Индии
Шрифт:
Услыша эти слова, Барнет едва не упал от апоплексического удара и в течение нескольких секунд не мог произнести ни слова; ничего нет удивительного, если на этот раз у него все пересохло в горле и язык отказывался служить ему. Когда наконец он мало-помалу почувствовал силу говорить, он отвечал:
— Что вы хотите сказать, полковник?.. Повешена… Веревка на шее… Я не понимаю.
— Полноте! Вот и глухота ваша прошла, и, мне кажется, мы сейчас поймем друг друга. Я стоял подле того места, где вели на казнь вас, Сердара и еще одного
— Неужели вы думаете, черт возьми, что она очень забавляет меня!
— Хорошо, по крайней мере, что вы не желаете унижаться до лжи.
— Я во сто раз больше предпочитаю свой охотничий костюм этой шерстяной кирассе, в которой я задыхаюсь, а так как вы угадали нашу тайну, то я сейчас же предупрежу об этом своего друга и мы недолго будем надоедать вам своим обществом… Вам лучше было бы молчать об этом, во всяком случае вы, таким способом возвратили бы Индию Франции, и при этом вас никто не обвинил бы в обмане.
— Вы, быть может, правы, но мне, видите ли, придется идти во главе своего полка, а это, примите во внимание, налагает на меня ответственность и не позволяет поэтому молчать. Подите и скажите вашему другу — я сам не хочу его видеть, я питаю слишком большое уважение к его характеру и героическому поведению в Индии с самых первых дней революции и не в силах одним ударом разбить хладнокровно все его иллюзии, — скажите, что я даю ему до вечера десять часов времени, чтобы удалиться с французской территории, что по истечении этого срока я расскажу губернатору о комедии, жертвой которой он едва не сделался… До свиданья! Это мое последнее слово, но не забудьте засвидетельствовать ему мое уважение.
Барнет вырвал листок из записной книжки и написал на нем несколько слов: «Найди какой-нибудь предлог, чтобы поскорее кончить эту бесполезную комедию… все открыто… ты все узнаешь».
Пять минут спустя испуганный Сердар прибежал к своему другу:
— Что случилось? — спросил он.
— А случилось то, что полковник морской пехоты, которого тебе представили, был в Пуант де Галле в день нашего побега и узнал всех нас троих.
— Роковая случайность!
— Так вот, видишь ли, у одного человека может встретиться двойник, но у троих сразу, это уж слишком.
— Ты не пытался отрицать этого?
— Отрицать! Ты, кажется, с ума сошел. Тебе следовало оставить на шхуне меня и Нариндру, и дело пошло бы, как по маслу. Но все мы трое здесь, когда пять дней тому назад нас также видели вместе, а при таких обстоятельствах лицо человека легко запоминается!..
— Послушай, Барнет, я решился на все. Потерпеть крушение у самой цели, когда все предвещало успех, это невозможно, я теряю голову! Все здесь верят моему назначению… я прикажу арестовать полковника, ссылаясь на тайное предписание, и…
— Полно! Ты не только теряешь голову, ты ее потерял уже… Кто же исполнит твое приказание?
— Правда твоя, — сказал Сердар с отчаянием, — но видеть погибающими мечты свои о мести и славе для своего отечества!.. О, Барнет! Я проклят судьбой и не знаю, что удерживает меня от того, чтобы не покончить сейчас же с жизнью.
Сердар схватил револьвер, и рука его поднялась… поднялась к голове. Барнет вскрикнул, бросился к нему и вырвал у него из рук смертоносное оружие: минута замедления — и Сердар перестал бы существовать.
— Что нам делать теперь? Как выйти из этого положения, не сделавшись предметом насмешек?
— Хочешь выслушать совет?
— Умоляю тебя.
— Полковник принадлежит к числу твоих поклонников, и только долг мешает ему принять участие в этом заговоре, ввиду того, что он догадался о нем; но он дает тебе возможность выпутаться с честью из него и срок в десять часов для устройства наших дел. Знаешь, что ты должен сделать, по-моему? Продолжай играть роль губернатора, а вечером мы тихо, смирно скроемся отсюда, а я предупрежу Шейка-Тоффеля, чтобы он держал «Диану» под парами.
— Пусть так, раз это нужно! Пошли ко мне Раму и Нариндру, мне необходимо поговорить с ними прежде, чем я выйду в приемный зал.
Барнет отправился исполнить желание друга.
Сердар остался один, и в ту же минуту на веранду вошел полковник Лурдонекс с листком голубой бумаги в руке.
— Я не хотел сначала видеть вас, — сказал он Сердару, — но нашел средство спасти вас от смешного положения. Вот оно.
И он подал листок Сердару. Последний колебался сначала, но кончил тем, что взял его; крупные капли слез покатились у него из глаз. Растроганный полковник протянул ему руку, и Сердар, судорожно пожимая ее, сказал ему:
— Я ничего не имею против вас, и я хорошо понимаю требования военной службы…
И с подавленным вздохом он продолжал:
— И я поступил бы, как вы… прощайте!
— Прощайте, и всякого вам успеха! — отвечал полковник, уходя с веранды.
Сердар развернул бумагу, которую тот передал ему. Это была поддельная депеша, написанная печатными буквами и на настоящем телеграфном бланке. Полковник воспользовался для этого телеграфным походным аппаратом.
Депеша гласила:
«Серьезные осложнения в Европе, передайте управление обратно губернатору де Рив де Нуармон, возвращайтесь в Европу.»
Это действительно избавляло Сердара от насмешек. Когда Нариндра и Рама вошли на веранду вместе с Барнетом, он сейчас же сообщил им содержание депеши и сказал:
— Мы едем через два часа.
Затем он приказал Раме немедленно отправиться к своему брату Сина-Томби-Модели и тотчас же провести их на шхуну вместе с Эдуардом и Мари, которых он проводил сюда.
Влетев затем, как бомба, в приемный зал, он протянул депешу губернатору.