В ту же реку 2
Шрифт:
Жили два приятеля, два блатных романтика,
Всё на свете семечки, друзья.
Но судьба крутая ожидала мальчиков,
Корешок мой Сенечка и я.
Вроде народ насторожился, весь в непонятках, но я продолжаю.
В очередь носили мы шкары и подштанники,
Всё на свете семечки, друзья.
Были мы домушники, были мы карманники,
Корешок мой Сенечка и я.
Немного
Знала вся милиция наши с Сеней тельники,
Всё на свете семечки, друзья.
Были мы товарищи, стали мы подельники,
Корешок мой Сенечка и я.
Под настроение меня несло. Этой песни в первой жизни я знал вариантов пять, могу выдать куплетов тридцать, не меньше. Почти весь коллектив кооператива собрался у нас на банкете, слушают.
В прятки научились мы играть с мильтонами,
Всё на свете семечки, друзья.
Мы места плацкартные брали под вагонами,
Корешок мой Сенечка и я.
Дядя Витя с Фёдором Тимофеевичем танцуют на пару. Да так ловко, так слаженно. Точно не в первый раз выдают такое. У каждого в левой руке горящая папироска. Тут и чечётка, тут и присядка. То сойдутся, то повернутся и подошвами стукнутся. Артисты!
Сколько не доели мы, сколько не доспали мы,
Напрочь посносили прохоря.
Плыли, словно в лодочке, по четвёртой ходочке
Корешок мой Сенечка и я.
Бутылочка ходит по рукам зрителей, а у танцоров в правой руке появилось по стопочке. Они ещё и чокаются в танце.
Снова эшелоны, снова спецвагоны,
На этапе встретились друзья.
Встретились как братья, кинулись в объятья
Корешок мой Сенечка и я.
Непривычные пальцы сбиты в кровь, мало играл на гитаре в этой жизни. Однако заканчиваю.
Все статьи узнали в Уголовном кодексе,
Повидали дальние края.
Жизнь промчалась наша, будто в скором поезде,
Корешок мой Сенечка и я.
– Ну ты выдал, пацан! Как будто не меньше пятёрочки отмотал на зоне, - хлопает по плечу Фёдор Тимофеевич.
– Артист!
– соглашается Ольга Петровна, наш главный бухгалтер.
– Наш парень, - подтверждает Михалыч, парторг.
– Стопочку примешь? Сейчас можно.
– Не! Спасибо. Сердечник я, нельзя мне. Не обижайтесь.
– Ну коли так, тогда не надо.
– Давно не играл, струны кровью перемазал. Простите, Фёдор Тимофеевич.
– Ничего, ототрём.
Зима
Разговоры
– Моня Химик! Соломон Янович Кроншвейн! Девять лет во всесоюзном розыске! Жил у нас под боком, а никто даже не почесался! Простой школьник и то сообразил, что если кто-то семь лет не выезжает из посёлка, значит, дело нечисто!
– Может, ошибка?
– Отпечатки пальцев покойника совпали с отпечатками из розыскного дела. Представленные им документы и справки, хранящиеся в личном деле, поддельные. Фронтовые и семейные фотографии смонтированы. В период с 1958-го по 1962 год Химик состоял в шайке грабителей коллекционеров антиквариата. После ареста одного из подельников отравил главаря и скрылся. Отравил, кстати, тоже цианидом. Приговорён другими членами шайки к смерти, но они не успели его найти, так как были арестованы. Причём двое уже отбыли срок и освобождены из мест заключения. Вот и повод, вот и исполнители.
***
– Остаток пришлют до двадцатых чисел января. Там не так много, тысяч двадцать. Ещё вчера Султан прилетел, привёз чемоданы. Не обманул малой, не открывал их. Все контрольки целы.
– Молодец паря. Взяли чисто?
– Да ничего сложного! Адрес постоянной прописки нашли в личном деле матери. Девятый, последний этаж. Крыша и та плоская. С неё по верёвке на балкон, дверь открыли и вошли. Вещи действительно стояли под кроватью. Аккуратно вытянули на крышу, балконную дверь закрыли и ушли.
– Там всё?
– Архив весь, а с деньгами надо считать. Крутил Марк, крутил.
– Ладно, поздно уже. Не спросишь с него. Ты говорил, у Алёшки день рождения? Пошли от меня подарочек. Котлеточек! Хе-хе! И потом... подмогни ему, если что. За могилку. Да, ещё! Лекарство немецкое?
– Швейцарское.
– Разницы нет. Та же немчура. Думаешь, поможет?
1-3.12.72
1 декабря добровольно-принудительно мобилизовали лучших охотников-промысловиков района. Волки. Самая страшная напасть для оленьего стада. В этот год их расплодилось особенно много, и пастухи перестали справляться. Анатолий Гордеевич похлопотал, и меня, как победителя областных стрелковых соревнований, снайпера и просто хорошего пацана, взяли в одну из команд. Получил патроны, тепло одетым сел в вертолёт с ещё одним охотником из Медвежки и полетел. Это была не охота, а убийство. Обнаружив стаю, вертолёт завис, и мы начали стрелять. У напарника трёхлинейка, я взял свой СКС. Вибрация, холод и непривычный угол сильно сказывались на меткости, но скорострельность и прекрасный обзор компенсировали недостатки. Я бил по разбегающимся хищникам, партнёр добивал подранков. Рассеяв стаю, вернулись на базу, поели, погрелись и опять вылетели в поиск. А на место бойни вездеходом поехала группа наземных охотников - найти выживших, добить недобитых и просто сосчитать число тушек.
Сколько стоила эта бойня районным организациям, боюсь даже сосчитать. Вертолётов только на нашей базе было три. Отдельно проводилась загонная охота по обнаруженным волкам. Думаю, было задействовано стволов под сотню. В обычное время за уничтоженного волка платили тридцать рублей, сейчас из-за количества привлечённых людей было бы трудно сказать, кто сколько убил, да и помощникам охотников стало бы обидно. Мы три дня работали за идею, еду и бесплатные патроны. Народ понимал, что оленеводам помогать надо. Сильно позже совхоз прислал мне официальное благодарственное письмо, да ещё мужики из наземных команд подарили шкуру седого матёрого волка, вот и весь прибыток. Хотя нет, я оставшиеся патроны заначил. Целый невскрытый цинк и два подсумка с носимым комплектом. Кто знает, в подсумке тридцать патронов, ровно три обоймы. Правда, не убойных полуоболочечных охотничьих, а обычных боевых.