В тупике

Шёвалль Май

— Подожди, во время тех допросов что-то произошло.

— Что именно?

— Я не знаю. Но однажды вечером Оке пришел очень возбужденный.

— Там не было из-за чего возбуждаться. Типичное преступление. Одинокий муж и алчная жена, которая все время грызла его, что он мало зарабатывает. Что они не могут купить себе моторную лодку, дачу и такую хорошую машину, как у соседа.

— Но во время допросов тот муж сказал что-то Оке.

— Что?

— Не знаю. Но что-то такое, что он считал очень важным. Я, конечно, спросила

то же самое, что и ты, однако он только засмеялся и сказал, что скоро сама увижу.

Они немного помолчали. Наконец Колльберг встрепенулся:

— А ты не находила блокнота или календаря, где он делал заметки? В кармане у него лежала записная книжка, но мы не нашли там ничего интересного.

— Конечно, у него был еще один блокнот. Вот он, лежит там, на письменном столе.

Колльберг поднялся и взял блокнот, такой же самый, как тот, что они нашли в кармане Стенстрёма.

— Там почти ничего не записано, — сказала Оса.

Колльберг перелистал блокнот. Оса была права. На первой странице были основные сведения о бедняге Биргерссоне, который убил свою жену. Вверху на второй странице стояло только одно слово: «Моррис».

Оса заглянула в блокнот и пожала плечами.

— Наверное, это название машины, — сказала она.

— Или фамилия литературного агента из Нью-Йорка, — сказал Колльберг.

Оса стояла около стола и вдруг хлопнула ладонью по столешнице.

— Если б я хоть имела ребенка! — почти вскрикнула она, затем приглушила голос и прибавила: — Оке говорил, что мы еще успеем. Что надо подождать, пока его повысят по службе.

Колльберг нерешительно направился в переднюю.

— Вот и успели, — пробормотала она.

Затем спросила:

— Что теперь будет со мной?

Колльберг обернулся и сказал:

— Так дальше нельзя, Оса. Пойдем.

Она молниеносно повернулась к нему и с ненавистью спросила:

— Пойдем? Куда?

Колльберг долго смотрел на нее.

— Пойдем ко мне. Места у нас хватит. Ты уже достаточно насиделась одна. Моя жена с удовольствием познакомится с тобой.

В машине Оса заплакала.

* * *

Дул пронзительный ветер, когда Нурдин вышел из метро на перекрестке Свеавеген и Родмансгатан. Свернув затем на Тегнергатан, он оказался с наветренной стороны и пошел медленней. Метрах в двадцати от угла находился небольшой ресторан.

В помещении было полно молодежи. Гремела музыка, слышались голоса. Нурдин оглянулся вокруг в поисках свободного столика, но его, кажется, не было. Какое-то время он размышлял, снимать ли шляпу и пальто, но наконец решил не рисковать. В Стокгольме никому нельзя доверять, в этом он был убежден.

Нурдин принялся изучать гостей женского пола. Белокурых было много, но ни одна не отвечала описанию Малин.

Здесь преобладала немецкая речь. Около худощавой брюнетки, что походила на шведку, оказалось свободное место. Нурдин расстегнул пальто и сел. Положив

шляпу на колени, он подумал, что в своем непромокаемом пальто и охотничьей шляпе не очень отличается от большинства немцев.

Когда наконец ему принесли кофе, он, мешая его, посмотрел на свою соседку. Стараясь говорить на стокгольмском диалекте, чтобы походить на постоянного посетителя, он спросил:

— Ты не знаешь, где сегодня Белокурая Малин?

Брюнетка вытаращила на него глаза. Потом усмехнулась и, обратившись к подруге, сидевшей за соседним столиком, сказала:

— Слышишь, Эва, этот норландец спрашивает о Белокурой Малин. Не знаешь, где она?

Подруга посмотрела на Нурдина, потом крикнула кому-то за дальним столиком:

— Здесь какой-то легавый спрашивает о Белокурой Малин. Где она?

— Не-е-е! — послышалось оттуда.

Нурдин, попивая кофе, размышлял, как они узнали, что он полицейский. Ему было трудно понять стокгольмцев. Когда он выходил из помещения, его остановила официантка, подававшая кофе:

— Я слыхала, что вы ищете Белокурую Малин. Вы в самом деле из полиции?

Нурдин на миг заколебался, затем понуро кивнул головой.

— Если арестуете эту обезьяну, я буду страшно рада, — молвила официантка. — Она, наверное, сейчас в кафе на площади Энгельбрект.

Нурдин поблагодарил и вышел на холод.

Белокурой Малин не оказалось и в указанном кафе. Однако барменша посоветовала заглянуть в ресторан на Кунгсгатан.

Нурдин поплелся дальше ненавистными стокгольмскими улицами.

Но на этот раз он был вознагражден за свой труд.

Движением головы он отослал гардеробщика, который подошел взять у него пальто, остановился в дверях и осмотрел ресторан. И почти сразу заметил ту, которую искал. Ее белые волосы были уложены в высокую искусную прическу. Нурдин не сомневался, что это Белокурая Малин.

Она расположилась с бокалом вина на кушетке возле стены. Рядом сидела женщина немного постарше, черные волосы которой, свисая длинными закрученными прядями на плечи, еще сильнее старили ее.

Нурдин обратился к гардеробщику:

— Вы не знаете имя той белокурой дамы на кушетке?

— Ничего себе дама, — фыркнул тот. — Ее все зовут Малин. Толстая Малин или как-то так.

Нурдин отдал ему пальто и шляпу.

Черноволосая выжидающе посмотрела на него, когда он подошел к их столику.

— Извините, что перебиваю вас, — сказал Нурдин, — но мне хотелось бы поговорить с фрекен Малин.

Белокурая Малин взглянула на него:

— О чем?

— Об одном вашем приятеле, — ответил Нурдин. — Может, пересядем на минуту к отдельному столику, чтобы нам никто не мешал?

Белокурая Малин посмотрела на свою приятельницу, и он поспешил прибавить:

— Конечно, если ваша подруга не возражает.

— Если я мешаю, то пойду сяду около Туре, — обиженно отозвалась черноволосая. — До свидания, Малин.