В тупике
Шрифт:
— У меня вопрос к вам, — сказала она.
— Я вас слушаю.
— Вы разрешили Тони взять трос? Сеть сохла на молу, и новый трос поблескивал на солнце.
— Он спросил разрешения…
— И вы дали это разрешение?
Лицо его залил румянец, и он уставился взглядом в палубу, чтобы она не увидела, как горят его глаза.
— А моей матери известно, как разбазаривают снасти, предназначенные для яхты?
Не шевелясь, не дрогнув, он произнес:
— Вашу матушку не интересуют какие-то там веревки!
— Вот потому-то ее все и обкрадывают!
Он все еще оставался неподвижным, только дыхание его участилось.
— Вы составите для меня список всего, что имеется на борту. Я также требую, чтобы этот немой больше не чинил на палубе свои рыболовные принадлежности.
— Хорошо, мадмуазель.
— Минутку. Сколько стоит такая катушка троса?
— Около двухсот франков.
— Спасибо. Можете идти.
Он так и не узнал, сообщила ли Элен об этом матери. После очередного запоя та, как всегда, вела добропорядочную жизнь в течение нескольких недель, что очень раздражало слуг. Первой жертвой оказалась Жожо. Что произошло между обеими женщинами? Однажды утром, подходя к вилле, Владимир увидел, как Дезирэ спозаранку возвращается с вокзала.
— Одной меньше! — цинично объявил шофер. Жожо уехала после сцены, разыгравшейся накануне вечером. Отныне дом опустел, и надо было заполнить его деятельностью иного рода. Жанна Папелье была уже на ногах. Голос ее раздавался со стороны оранжереи — она отдавала распоряжения садовнику.
— Идите сюда, Владимир!
Она говорила «вы», это кое-что означало.
— Что, яхта в ходовом порядке? Примите меры, чтобы сняться с якоря дней через десять. Мы направимся в Неаполь, затем на Сицилию…
— Хорошо, мадам!
Он не дал себе труда противоречить. Каждый год, в одно и то же время, она собиралась в круиз. На борту начиналась лихорадочная работа. Яхта преображалась. Иногда команда в полном составе день за днем ждала приказа о выходе в море. Однажды добрались до Монте-Карло!
— Может быть, следует установить резервуар для пресной воды…
— Сколько это должно стоить?
— Не знаю. Тысячу франков.., возможно, больше.
— Никаких «возможно». Узнайте точную цену. Ею снова завладевала скупость. Она внезапно все меняла в саду, бралась за исправление каких-то недостатков машины и виллы, звонила всевозможным предпринимателям.
— Разумеется, вы мне найдете капитана! Это был намек на путешествие, завершившееся в Монте-Карло. Владимир, состоявший в должности капитана, нанял только матросов, рассчитывая на легкое морское плавание. И чуть было не угробил яхту на ментонском рейде.
— Постараюсь, мадам.
На яхте стали устанавливать резервуар для пресной воды, и Жанна Папелье каждое утро поднималась на борт и следила за работами, осыпая рабочих вопросами и советами.
Она стала толстеть. Владимир смотрел на нее все более неприязненным взглядом. Она же в отместку спрашивала его без всякого стеснения:
— Есть у вас какие-нибудь известия о Блини? Мне кажется, что, пока он оставался здесь, на корабле было куда больше порядка…
«Хорошенький кораблик», — как говорил Блини. Конечно, Тони с немым не наводили там такую чистоту, как Блини. Никогда кавказец не позволил бы кому бы то ни было унести хоть кусок троса, пусть даже несколько сантиметров. Владимир помнил, как он отказался одолжить какому-то рыбаку разводной ключ, потому что ключ этот был частью «хорошенького кораблика».
А как он прогонял осмелевших ребятишек, забиравшихся на палубу, чтобы нырнуть оттуда! А как он не давал спуску лодкам и каноэ, осмелившимся пристроиться вплотную к корпусу яхты!
И Владимиру непрестанно чудилось, что вот он сейчас обернется и встретит широкую улыбку Блини и его девичьи глаза…
Дважды Жанна Папелье проводила вечера в Ницце без него. Второй раз она вернулась в сопровождении Эдны, еще более белокурой, чем прежде.
— Она отправится с нами в круиз! Я сегодня вечером встретилась с ней в казино…
Знаменитый скандал был уже позабыт. Эдна снова вошла в милость. Она, как бывало раньше, поселилась в «Мимозах», а уже в субботу из Парижа приехал высокий молодой человек, весьма учтивый и внимательный, и чуть не согнулся вдвое, целуя руку Жанны Папелье.
— Жак Дюранти, мой жених…
Еще один жених! С графом было покончено. Теперешний жених оказался застенчивым инженером из хорошей семьи, который мог целыми часами сидеть возле Эдны, не выпуская се руки из своей.
Планы строились серьезные. Дюранти постарается взять отпуск на неделю, прилетит самолетом в Неаполь, и, таким образом, на его долю выпадет самая приятная часть круиза.
У него была старушка мать, и жил он с ней в уютной, но невеселой квартирке на левом берегу. Он говорил, что в конце года должен отслужить в армии как офицер запаса, и носил на лацкане пиджака патриотический значок.
Воскресным вечером, отвезя его на машине в Канн, на вокзал, шведка цинично вздыхала:
— Ну и болван! Можно шампанского, Жанна?
— Если хочешь!
Странно было видеть, как Жанна Папелье, надев очки, погружается в расчеты и пишет нескончаемые письма поверенному и нотариусу.
— Сколько горючего точно берут моторы, Владимир? Она сумела по дешевой цене раздобыть это горючее через приятеля, который им торговал и продавал ей по своей цене.
Выйдут ли они в море? Или нет? Два или три капитана откликнулись на приглашение Владимира, но он им все не давал ответа. Драма разыгралась однажды по поводу маленького моторчика, от которого заряжали аккумуляторы. Он все еще пребывал в неисправности. Механик приходил два раза. Жанна Папелье раздражалась и обвиняла всех и каждого. В тот день она вызвала нового механика из Ниццы, и Дезирэ тоже был привлечен к совету. Наклонившись над люком машинного отделения, она смотрела, как они работают. Эдна также была на борту, а Эетен, сидя на складном стульчике, поставленном в конце мола, набрасывала акварелью какой-то эскиз.
— Подождите! Я иду вниз… — внезапно закричала Жанна, потеряв терпение.
Для этого ей надо было перейти на нос яхты. Она прошла мимо Владимира, разозленная упрямством этого моторчика, не заметила, что люк, ведущий в кубрик, открыт, и внезапно исчезла, как будто люк втянул ее в себя. Раздался пронзительный вопль. Ее подняли, уложили на койку Блини, она жаловалась на боль в левой ноге, и Владимир, проверив ногу на сгиб, понял, что сломана берцовая кость.
Она тяжело дышала, стонала, ругала всех подряд.