В твоем плену
Шрифт:
– И все это время я даже не смогу позвонить?
– Ну почему не сможешь? Ты ко мне несправедлива. Ты же полминуты назад разговаривала с мужем. Для первого дня более чем достаточно.
– Фак! Немедленно дай мне телефон!
– я топаю ногой.
– Я хочу позвонить, и ты не смеешь мне запрещать!
Сойер разводит руками с невозмутимым видом, но я замечаю скрытую улыбку. Кажется, ситуация, на самом деле, его забавляет.
– Ты хорошо себя чувствуешь, мамочка? Боюсь, вчера ты потеряла слишком много крови. Мой телефон
Смотрю на руку, крепко сжимающую давно устаревшую модель известного производителя смартфонов, и моментально заливаюсь краской от неловкости. Но, несмотря на конфуз, сдаваться я не намерена.
– Вот и отлично. Выметайся! У меня конфиденциальный разговор.
Он перестает ухмыляться:
– Придется тебе уяснить: пока ты здесь, все твои разговоры ограничиваются мной. И - но это исключительно по желанию - твоим мужем.
– Я отсюда сбегу, - обещаю мстительно.
– Попытайся, - отвечает он поощрительным кивком.
– Я сбегу. Я клянусь!
Цербер морщится:
– Не люблю повторяться…
Ничто не меняется ни в его позе, ни во взгляде, но глаза сверкают так, что меня моментально бросает в жар.
"Этот парень вовсе не душка", - думаю запоздало.
Он опасен. Я ощущаю это всем телом. И странная неприязнь к нему от этого растет еще больше, замещая другие чувства - ненавижу бояться. Всегда ненавидела, даже в детстве. Страх - самая низменная из всех человеческих эмоций, и я не позволяла ему овладеть мной, руководить моими поступками.
Боялась высоты, но лезла на самое высокое дерево, выше любого мальчишки. Боялась темноты и сбегала из дома, чтобы гулять по самым темным улицам пригорода, в котором мы жили. Боялась собак и заставила себя подружиться с дворовой сворой. Боялась змей и таскалась в террариум смотреть на этих мерзких тварей.
И Сойера бояться я не стану. Ни за что. И с дурацкими снами как-нибудь справлюсь.
Еще посмотрим, кто кого.
Я возвращаю ему телефон и ухожу уверенной поступью, хотя мне очень хочется побежать, чтобы побыстрее скрыться в своей комнате.
Этот раунд я явно проиграла.
Глава 6.2 Попытки
Но взаперти долго не высиживаю - есть всё же хочется, а сюда еду мне никто, разумеется, не принесет. И я вновь высовываюсь из своего временно-постоянного убежища, чтобы совершить быструю вылазку на кухню.
Чего именно мне хочется, я решила еще в комнате, поэтому достаю контейнер, ножом из подставки отрезаю большой кусок - я очень проголодалась - и ставлю лазанью в микроволновку. Тарелку искать не пришлось, шкаф с посудой на виду, а чтобы вооружиться вилкой, я выдвигаю один за другим штук пять ящиков не очень современного, но ухоженного гарнитура. Миссия завершается успешно, и, дождавшись писка быстропечки, я торопливо покидаю вражескую территорию.
Поем наверху.
Но дойдя до двери в прихожую, вспоминаю,
Короче, мне нужен сок! И я возвращаюсь на кухню.
Не закрывая дверцу холодильника, наливаю сок в высокий узкий стакан и ставлю бутыль на место. Аккуратно переложив тарелку с вилкой в забинтованную руку, а левой схватив полный до краев стакан, разворачиваюсь, чтобы уйти.
И утыкаюсь взглядом в Сойера, развалившегося на диване, на котором вчера неприлично возлежала я.
От неожиданности я роняю стакан с соком. Он, конечно же, разбивается - пол в кухне керамический, - и желтая жидкость растекается подо мной большой лужей.
– Господи!
– восклицаю в сердцах.
Освободившейся рукой подхватываю тарелку, которая тоже норовит выскользнуть.
– Всего лишь я, - поднимается он с непроницаемым выражением на лице.
– Не поминай Господа всуе. Вроде, у вас это не приветствуется.
– У кого, у нас?
– спрашиваю заинтересованно, хоть еще не отошла от испуга.
Сердце всё еще звенит в ушах и стучит где-то в горле. Я вышагиваю из лужи и кучи мелких осколков.
– У вас, у православных.
– Я не…
И только сейчас до меня доходит, что мы оба говорим по-русски! Причем у Сойера совершенно нет акцента! Я будто разговариваю с матерью или братом. Или с Риткой.
– Ты говоришь по-русски?!
– спрашиваю, не скрывая своего изумления.
– Да, - пожимает плечами равнодушно, будто это невесть какое достижение.
А для меня это открытие. За годы жизни в Штатах я едва ли встречала более двух человек, не русских по рождению, кто говорил бы на моем языке. И их акцент был очевиден.
– Но откуда? Такое хорошее произношение, акцент совсем не заметен. Ты говоришь как… как русский!
– Спасибо. Ты преувеличиваешь, но спасибо.
– Не преувеличиваю… Так ты ответишь?
– Не раньше, чем уберу здесь. Ты же не сподобишься?
– он приподнимает брови.
– Я все приберу. Но можно сначала поем? Я умираю с голоду.
– Ешь, - он вздыхает.
– Но только тут. Не разводи мне на втором этаже тараканов. Считай это вторым правилом нашего совместного сосуществования. Окей?
Вздохнув, я обреченно киваю и ставлю тарелку обратно в микроволновку - лазанья наверняка уже остыла, а нет ничего хуже холодного склизкого теста.
Сойер не уходит, а все же принимается за уборку вместо меня. Я не лезу, предпочитая помалкивать. И отгоняя непрошеные воспоминания.
Торопливо жую безо всякого удовольствия, потому что присутствие пасынка меня тяготит. Проходит минут пять, я съедаю почти половину порции, когда Сойер спрашивает. Уже на родном языке: