В твоем плену
Шрифт:
– Нет. Не хочу засветить вас нечаянно. Если что-то нужно, попроси Сойера, он выполнит любое твое желание. Если оно не противоречит установленным правилам.
– У меня нет желаний, которые не противоречат правилам, - вздыхаю я и нажимаю отбой.
Сойер будто материализуется из воздуха - не знаю, как еще назвать его сверхспособность так бесшумно и быстро перемещаться в пространстве - рядом со мной, и я протягиваю ему телефон.
Возвращаюсь к остывшему кофе, выливаю его в раковину и нажимаю кнопку приготовления свежей порции. Кофемашина тут едва ли
В ожидании кофе откусываю чуть отсыревший и уже не такой хрустящий тост.
"Зал для молящихся. Что это может значить? Зал для молящихся. Зал д…" проговариваю я про себя, пока меня не осеняет.
Зал для молящихся в японских храмах называется хайдэн! Или хэйдэн, точно не помню, но точность здесь не важна. Главное, что этим залом папа точно сообщал мне, что встретился с братом. И как там было дальше? Что-то про пожертвование и про молитву. И что все разрешится.
Я радостно выдыхаю - брат не один, и он знает, что я не бросила его. Вместе они что-нибудь придумают.
А я пока постараюсь не сойти с ума в этой клетке с неласковым зверем.
И попробую его приручить…
Глава 8 Финита
– В тебе голубых кровей нет?
– спрашивает Сойер неожиданно и с плохо скрываемым раздражением в голосе.
Стою к нему спиной, но чувствую его неприязнь всем телом. Каждый волосок на спине встает дыбом от его презрительного, даже брезгливого взгляда. Я давно поняла, что мое присутствие ему поперек горла, он этого, в общем-то и не скрывает. Представления не имею, чем так его допекла, но и разбираться не буду - пусть терпит, я тут тоже не по собственному желанию и отнюдь не на курорте. Если что-то не устраивает, пусть идет со своими претензиями к отцу. Я буду только счастлива убраться отсюда поскорее.
Местом нашей встречи и на этот раз снова стала кухня - точно по старой советской классике.
Сойер на барном стуле у острова лениво попивает кофе с разогретой в микроволновке бельгийской вафлей - его любовь к ним просто маниакальна, в шкафчике я видела, наверное, их месячный запас, - а я спустилась вниз за пакетом сока, стаканом молока и печеньем. Стараясь лишний раз не попадаться ему на глаза, из комнаты почти не выхожу, поэтому затариваюсь сухим пайком.
– Это так заметно?
– спрашиваю с вызовом, не оборачиваясь.
Мою кровь нередко называют голубой из-за редкости - у меня четвертая отрицательная, - но он, конечно, имеет в виду другое. Аристократическая бледность лица у меня тоже присутствует.
– Невооруженным глазом. Ты ведешь себя как наследница престола в изгнании. Опальная королева, не иначе.
– Что за мания у тебя придумывать мне разные прозвища?
– все же верчу я головой в его сторону.
– Тебе так не нравится мое имя?
– Я уже говорил: оно тебе не идет. Вот твое второе имя куда больше отражает твою сущность.
–
Я уже всё взяла, и готова уходить, но моему надзирателю явно пришла охота поговорить, поэтому я не спешу удаляться. Это, по меньшей мере, невежливо. Да и, честно, достало сидеть в крохотной комнатушке наверху. Я - свободолюбивое создание.
– Я помню, спасибо. И все же… - он продолжает жевать вафлю.
– Второе имя. Тот, кто дал тебе его, на редкость прозорливый малый. Видимо, твое "я" перло из тебя еще в далеком младенчестве.
– Аха, - на издевках, основанных на моем имени, я не одну собаку съела, вряд ли Сойер сможет меня удивить, поэтому его попытки даже забавляют.
– Всем известно, что младенцы лысоваты. Мне трудно было скрыть пробивающиеся на поверхность рожки.
– Так я и думал. А хвост с крючком тоже имеется?
– подавшись вперед, спрашивает шепотом, будто о чем-то запретном.
– Желаешь проверить?
– Воздержусь, пожалуй.
Он отклоняется назад и возвращается к кофепитию, я же пожимаю плечами.
– Восхищена твоей сдержанностью.
– А я - твоей покладистостью.
– Это просто я еще не освоилась. То ли еще будет, - обещаю с легкой улыбкой и фальшивым выражением святой невинности во взгляде.
– Я буду готов, - обещает он в ответ на полном серьезе.
– Уверен?
– Абсолютно.
Он совершенно точно верит в то, что говорит. Это меня даже дразнит, провоцирует на то, чтобы доказать, что он не прав.
– Хм… Я постараюсь тебя удивить.
Снова улыбаюсь.
– Очень на это рассчитываю. И обещаю достойно тебе ответить.
– Что ж, попробуй, - не спорю я.
Думаю, что разговор закончен и собираюсь сваливать, когда он вдруг спрашивает вполне дружелюбно:
– Кофе будешь?
– Давай, - чуть подумав, вздыхаю.
Аромат свежемолотых зерен дразнит обонятельные рецепторы и лишает возможности ответить отказом. Оставив свой сухпаек на столе, я присаживаюсь на стул напротив Сойера. Остров очень широкий, что позволяет сохранить приличную дистанцию между нами.
Через пару минут он ставит передо мной на стол по-американски большую чашку с на удивление крепким напитком. Это не американо, это большая - четверная, не меньше - порция эспрессо.
– Так ты откроешь мне тайну, кто наградил тебя таким противоречивым именем?
– Ты ж хвалился, что знаешь обо мне все, - разбавляю крепость молоком из своего стакана.
– Этой информацией мои источники не обладали, - признает он с сожалением, а я цокаю языком.
– Непростительно. И непрофессионально. Как они могли упустить что-то в моей славной биографии?
– Я уже пожурил их за эту неслыханную оплошность.
– Надеюсь, они вняли, - продолжаю я кривляться.
– Безусловно, - вторит он мне.
– Так я заслужил откровенность?
– Вполне. Но ты будешь разочарован - никакой тайны и никакой оригинальности. Своим прекрасным именем я обязана - о, ужас!
– делаю большие глаза.
– Своей матери.