В твоем плену
Шрифт:
Собираясь разбавить тяжелое блюдо легким салатом, достаю идеальные на вид томаты - так и хочется куснуть - и открываю воду.
– Кто ты?
– слышу глухой голос за спиной и крупно вздрагиваю.
Помидор, выскользнув у меня из рук, шлепается на пол, забрызгивая все соком.
"Фак!"
В горле моментально пересыхает, а руки начинают мелко дрожать. Господи, почему я так на него реагирую? Я, что, боюсь его?!
Стараюсь взять себя в руки.
"Раз, два, три. Ну же!..
Медленно поворачиваю голову на звук, но не оборачиваюсь. Делаю вид, что прислушиваюсь,
– Кто ты?
– повторяет он с той же интонацией и громкостью, когда я присаживаюсь возле помидорного хаоса.
Притворяться и дальше нет смысла, поэтому поднимаю на него равнодушный взгляд:
– Провал в памяти? Я - твоя пленница. Нахожусь здесь по прихоти…
– Не продолжай, - обрывает грубо.
– На память я не жалуюсь.
– Рада за тебя, - отвечаю спокойно - досада на себя замещает это странное ощущение тревоги, возвращая самообладание и привычную ироничность.
Волчек подходит ближе и останавливается в полушаге от меня.
– Я спрошу по-другому: мой отец знает, что ты его за нос водишь?
– За нос?
– его слова пробуждают во мне любопытство, отвлекая от прежнего сосущего ощущения внутри.
– Что у тебя за фантазии?
Снова смотрю снизу вверх. Разглядываю его. Короткая стрижка, волосы густые светло-русые, вьющиеся, скулы очерченные, покрытые щетиной, к которой так и хочется прикоснуться. Но взгляд… Взгляд неприятный. Под ним против воли чувствуешь себя неуютно и начинаешь ерзать, как школьница перед разгневанным отцом.
– Глагол "врешь" лучше отражает действительность?
Прищуренные глаза метают молнии. Голос низкий и хриплый. Что это с ним?
– Слушай, - не выдерживаю я и, выбросив насквозь пропитанное соком полотенце в ведро, выпрямляюсь.
– Ты не мог бы выражаться яснее? Что значат твои дурацкие намеки?
– Ты что-то скрываешь. Я готов спорить, что в тебя стреляли не из-за отца. Я пока не знаю, что это, но я докопаюсь. Можешь не сомневаться.
– Ты пришел сказать мне это? Что ж, желаю удачи!
– цежу презрительно, а внутри все сворачивается в тугой узел тревоги - а вдруг и правда узнает?..
Нет! Этого нельзя допустить. Если Рассел узнает, он своими руками застрелит Хайдена. Он обещал свернуть ему шею, и я не сомневаюсь, что это была не пустая угроза.
– Она мне не понадобится. Я все узнаю и сдам тебя отцу. И, наконец, избавлюсь от тебя, - добив тихо и зло, быстро уходит.
Я провожаю его недоуменным взглядом.
"Да что за хрень тут происходит, а?.."
Глава 12.1 Сон наяву
С трудом дождавшись ночи, я выключаю свой новый телевизор, который смотрела в фоновом режиме без звука - он заменял мне верхний свет, - и на негнущихся ногах подхожу к окну.
Пока, кусая ногти, ждала наступления темноты, довела себя до нервного тремора. Но с темнотой напряжение, подпитываемое разом накатившей паникой и страхами, лишь усугубилось. Меня охватывает животный, первобытный ужас, навеянный прошлым сном -
А еще я отчаянно боюсь быть пойманной Волчеком. Он явно не оценит мою тягу к свободе.
Поэтому стою перед чернеющей дырой оконного проема и дрожу, как Красная шапочка перед злым и страшным серым волком. Хотя Шапка, вроде, волка не боялась. Но ее волк по сравнению с моим - просто немытая смердящая дворняга. Мой же, зараза, благоухает и источает такие дьявольские флюиды, что…
Стоп!
Приказываю себе отставить фантазии непотребного содержания и, решительно забравшись на подоконник, сразу бросаю взгляд вправо, на дерево. Его очертание, вопреки ожиданиям, угадывается с трудом. Во сне ночь тоже была безлунной и тьма непроглядной, но дерево я видела отчетливо. Сейчас же мне приходится посидеть некоторое время с закрытыми глазами и вновь вонзиться взглядом в плотную, осязаемую черноту.
От страха внутренности скручиваются в тугой узел, затрудняя дыхание.
"Может, не надо?" мелькает трусливая мысль, но я не позволяю себе на ней задерживаться и, поднявшись, тянусь к мощной ветке.
Дальше все четко по уже виденному и, кажется, навсегда въевшемуся в мозг, сценарию: шаг, второй, обхват широкого ствола, скольжение по нему с уже знакомым звуком, но резкой, нетерпимой, болью в руках, и мягкое, беззвучное приземление. Отжимаюсь от ствола, прилипаю к стене, оглядываюсь и прислушиваюсь. Но я слепа и глуха - бешеный стук сердца перекрывает все посторонние звуки, - и, решив не тратить время, беру курс на темнеющую за освещенной дорожной лентой стену из деревьев.
Но едва ступаю на влажный асфальт, как слышу за спиной тихий, но звенящий злостью голос:
– Сделаешь еще шаг, и я выстрелю тебе в спину. Поверь, я не шучу. И уж точно не промахнусь.
Мгновенно замираю, автоматически отмечая, что Сойер говорит по-русски. Возможно, это чтобы остаться непонятным, на случай, если его кто-то услышит. Ведь увидеть его, а тем более разглядеть наставленный на меня пистолет - если Сойер действительно тычет им в меня, - в такой темнотище практически невозможно, разве что у подглядывающего зрение как у кошки. И только я, замершая на краю дороги прямо под фонарем, отсвечиваю на потеху всем неспящим в столь позднее время.
Не оборачиваясь, делаю шаг назад, чтобы выйти из света, и спрашиваю:
– Разве я здесь не для того, чтобы ты меня защищал?
Мысленно радуюсь тому, что мне удается скрыть дрожь, охватившую меня при первых звуках этого голоса. В моем нет ни намека на то, что творится у меня внутри. И это далеко не только страх. Даже, я бы сказала, совсем не страх, но, к счастью, никто меня об этом не спрашивает.
– Резонное замечание, - спокойно соглашается Волчек, щелкая предохранителем - значит, пистолет-таки был.
– Ну хорошо, не в спину, а пониже… в бедро. Уйти ты уже вряд ли сможешь, и увечий никаких.