В твоем плену
Шрифт:
Или всё же хочу?..
Оу, фак! Хочу или нет, я, по-любому, хотеть не должна! Это неправильно, недопустимо. Невозможно. И раньше я никогда бы…
Да что со мной происходит, вообще? Откуда эти неконтролируемые выбросы гормонов? Я же не юнец пубертатный, страдающий повышенной возбудимостью, так почему рядом с Сойером плавлюсь ванильной зефиркой и растекаюсь по чашке с горячим какао? Он - сын Рассела, и это просто не…
К черту! Не хочу об этом думать. И не буду. Я приехала сюда кататься, а не слюни по пасынку пускать, так что "гоу, Рая!"
Не
Спуск начинается круто, поэтому скорость я набираю сразу, и с каждым метром разгоняюсь все сильнее. Мышцы помнят все движения, и я быстро вхожу в ритм. Автоматически загружая и расслабляя ноги, словно циркулем, нарезаю на снегу дуги. Левую лыжу на внешнее ребро, вес тела на правую, скольжение - поворот. Правую лыжу на внешнее ребро, вес тела на левую…
Здесь, на высоте семи тысяч футов, деревьев почти нет, только снежная равнина с редкими валунами и дорожки ограничителей трассы по бокам, в это время красиво подсвеченных. Снег не рыхлый, а глянцевый, кристаллизованный, это даже не снег, а лёд, и, несмотря на несложную маркировку, спуск не так прост. Я полностью сосредоточена на технике, потому что упасть на такой поверхности чревато. Однажды я уже падала головой на лед, слегка себя переоценив, получила тогда легкое сотрясение - голова болела несколько дней, и я провалялась в номере, испортив себе впечатление от поездки в Швейцарию. И в следующий раз на гору поднималась с опаской. Поэтому сейчас перестраховываюсь и старательно замедляюсь, сильнее закантовывая лыжи.
К концу полуторамильного спуска я устаю так, что остаток трассы проезжаю плугом и выпрямившись, как новичок. Ехать правильно просто нет сил.
Их нет даже на то, чтобы удивиться, что Сойер уже ждет меня в медленной зоне. Что он спустится на подъемнике, было очевидно, но не думала, что у него это получится быстрее, чем у меня.
– Эта трасса не попадет в шорт-лист, я полагаю, - изучив мое лицо, заключает он.
– Попробуешь другую или на сегодня все?
– Все, - едва разлепляю слипшиеся от напряжения губы.
Неожиданно он садится передо мной на корточки и нажимает рукой на заднюю часть крепления. Мне остается лишь приподнять пятку, чтобы освободить ботинок, но я не двигаюсь. Я в шоке и от этого проявления заботы, и от того, что он знает, как снимать лыжи. Видя мое замешательство, Волчек поднимает на меня взгляд.
– Видел, как это делают другие, - отвечает на один из моих вопросов.
Второй я, разумеется, не задаю.
Но пытаюсь протестовать, когда он, вернув мои лыжи на стойку, подхватывает меня на руки. Сердце тут же срывается в пропасть
– Не надо. Я сама… - блею неубедительно.
– Сама ты не можешь даже стоять, - отрезает.
– И не дергайся.
Я больше не спорю. Стараюсь не шевелиться и мечтаю весить поменьше, чтобы ему было легче меня тащить.
Бешусь от того, что не знаю, куда деть руки - вариант обнять его за шею даже не рассматриваю, а прижаться к нему боюсь. Чувствую себя никчемной, но через десять его шагов - я считаю каждый - становится еще хуже. Сердце все же возвращается на место и тарабанит так, что слышно, наверное, и в Вашингтоне.
Но и его сердце бьется с не меньшей частотой. Что это - слишком тяжелая ноша или ему так же паршиво, как и мне?..
Момента, когда мы переступим порог нашего номера, жду с ужасом. Он просто отпустит меня или..?
Все мое содрогающееся мелкой дрожью тело жаждет "или", но разум вопит обратное.
Я продолжаю считать шаги.
Второй этаж.
Двести одиннадцатый номер.
Двести двенадцатый.
Наш.
Сойер нажимает на ручку и толкает дверь…
Глава 15 Треш
Сойер
Это пытка.
Изощренная. Нечеловеческая. Адская.
Держать ее в своих руках и не иметь права прижать к себе, зарыться лицом в волосы…
Твою мать, как же хочется дотронуться!
И не только до волос…
Тащу на вытянутых руках, как прыщавый скаут, ожесточенно борясь с лютым желанием впиться ртом в ее губы. Они пипец как близко, они манят и… и это гребаное искушение.
Я чувствую ее дыхание, жадно ловлю каждый выдох и втягиваю ее воздух в себя.
Но мне этого мало. Мало только вдыхать ее дурманящий запах, я хочу не просто дышать ею, я хочу попробовать ее на вкус.
Но нельзя.
"Она жена твоего отца, Сойер, сбавь обороты", повторяю про себя, но это ни хрена не помогает.
Эта мантра перестала работать. Я и не заметил когда…
Когда перестал ее ненавидеть. Не, не перестал, но вдруг стал хотеть ее куда сильнее, чем ненавидеть.
Оу, гад, как я ее хочу.
От этой мысли напряжение в паху усиливается, с внутренних тормозов срывает чеку. На автомате еще дальше отставляю руки, от греха - не совсем еще кукухой съехал.
"Остынь, Волчек!", внушаю себе на всякий случай, до скрежета сжимая челюсти, и ускоряюсь.
Самое время признать, что идея нести ее на руках была дерьмовейшей из всех, что приходили мне в голову в последние дни. Как я мог так лажануть?
"Штирлиц, ты на грани провала…" вспоминается нетленка из смотренной в детстве вместе с Марсом шпионской серии, но сейчас это не кажется мне смешным.
Все силы уходят на то, чтобы не поддаться требовательному зову плоти.